но ответить ему могла лишь Эллинор. Как только он оставил нас, я дала
волю неодолимой печали и, обняв сестру, горько заплакала. Ее слезы
великодушно смешались с моими: казалось, души наши слились воедино, не
нуждаясь в словах.
— Я понимаю тебя, моя милая сестра, — сказала она, — и пощажу твою
скромность. Но нужно мужество, чтобы выслушать весь рассказ, и ведь эта
дама не бессмертна. Побольше верь в себя и в свои надежды, моя дорогая
Матильда. Для тебя Эллинор становится предсказательницей и утверждает, что
вы рождены друг для друга.
Она не сумела развеселить меня своей шуткой. Известие тем сильнее
поразило меня, что я бог знает почему (не потому ли, что все мы охотно верим в
желаемое?) совершенно упустила из виду такую возможность, строя свои
предположения. Я провела всю ночь, расхаживая по комнате и горько
жалуясь на свою судьбу. «Он женат! — воскликнула я. — Эти бесценные сердце и
рука принадлежат другой. О милосердное Небо! Неужто я унаследовала
судьбу матери вместе с ее чертами? Неужто беззаконной страсти суждено быть
преступлением и бедствием всей моей семьи? Так пусть же страсть эта будет
похоронена в груди моей. Да! — гордо воскликнула я. — Пусть я буду
несчастна, но не подам повода к порицанию: дочь Марии будет достойна Стюартов.
Когда прославленный Лейстер вернется в мир, он вспомнит этот невинный
приют с благоговением и семья Говардов будет по-прежнему дорога его
сердцу. О, пусть благополучно возвратится он к счастливейшей из жен, я же
похороню свою юность в уединении, милом моему сердцу тем лишь, что некогда
он нашел здесь приют». Но тут чувства брали верх над разумом, и бурные
потоки слез смывали все благие решения.
Увы, я забываю, для кого пишу. Язык и мысли влюбленных, должно быть,
всегда одни и те же, и свои излияния я могу оправдать лишь тем, что нежное
сердце найдет печальное удовольствие в том, чтобы распознать свои
собственные чувства, сокрытые чужим именем.
На следующий день лорд Лейстер в обычный час возобновил свое
повествование:
— Военные действия в Нидерландах удерживали меня за границей по
полгода, а остальное время я делил между жизнью при дворе и своей женой.
Вероятно, чувство безопасности породило у меня беспечность, и посол Франции,
придворные круги которой были заинтересованы в том, чтобы лишить меня
благосклонности королевы, видя во мне главное препятствие к ее браку с
герцогом Анжуйским, с помощью неведомых мне хитростей вызнал тайну моей
женитьбы, о которой тут же уведомил Елизавету. Как-то утром я имел
несчастье выслушать самые недвусмысленные изъявления ее неудовольствия, так
как в гневе она была известна крайней несдержанностью речи. Свои
ядовитые упреки она завершила приказанием, чтобы я вернулся к армии в
Нидерланды и не смел возвращаться без ее дозволения. Ошеломленный
раскрытием своей тайны и необузданностью ее поведения, я откланялся и удалился, не
пытаясь и слова сказать в свою защиту. Королева отчасти искупила
обращенную на меня ярость тем, что продолжала упрямо отказывать герцогу
Анжуйскому, тем самым жестоко разочаровав французского посла.
Не имея более надобности хранить тайну, моя свита препроводила леди
Лейстер в замок Кенильворт, где она могла в полной безопасности ожидать,
когда утихнет гнев королевы. Я же, повинуясь приказу, отправился в
Голландию. Вскоре я узнал, что главная причина, по которой Елизавета не спешит
вернуть меня, заключается в необходимости простить в таком случае мою
жену, на которую она, по необъяснимой прихоти, перенесла все свое
негодование и которую надеялась наказать тем, что длила нашу разлуку. Время и
множество причин делали нашу переписку нерегулярной, и целыми месяцами я,
если только не посылал нарочного, не имел никаких вестей о той, которая
была мне столь дорога. Я несправедливо винил в этих перебоях поочередно то
королеву, то своих недругов, и возмущенный неблаговидным мотивом моего
изгнания, решил проникнуть в Англию инкогнито и увезти леди Лейстер в
Нидерланды или, если она того не пожелает, попытаться умилостивить
королеву.
Я осуществил этот план столь удачно, что мое появление в собственном
замке было полной неожиданностью для леди Лейстер, которая не покидала