дьявольское намерение, а набранные ими слуги — это настоящая армия в доме. Если
милорд готов послушать совета своего слуги, то у меня есть план, который не
будет иметь дурных последствий, если не замышляется ничего дурного, в
противном же случае — зло падет лишь на головы тех, кто его задумал. Второе
такое же блюдо можно будет поместить на нижнем конце стола. Когда ужин
будет подан, я притворюсь пьяным и затею потасовку в дверях. Миледи и ее
брат, конечно, встревожатся и станут наводить порядок. Дворецкий между
тем поменяет два блюда местами, и тогда миледи отведает кушанья
собственного приготовления, а далее — будь что будет.
План был сам по себе столь невинным и ловко придуманным, что я дал
свое согласие, и Ле Валь, довольный тем, что сумел все высказать, удалился.
Он, несомненно, облегчил свою душу, но какой груз он взвалил на мою! Одна
эта мысль наполняла меня безграничным ужасом. Как в любви, так и в
ненависти всякая мелочь мгновенно становится подтверждением. Молчание
друзей, когда было объявлено о моем браке, ее слезы, перемена в ее наружности,
долгое отсутствие писем, в котором я мысленно винил королеву, — словом,
все, в чем совсем недавно я видел неоспоримые доказательства любви, теперь
вставало передо мною как ужасные свидетельства ее вины. И все же, когда
она вскоре вошла в мою комнату и нежно попеняла мне на столь долгое
отсутствие, для меня меньшим мучением было бы принять яд из ее рук, чем
подозревать ее.
Вечер уже наступил и стол был накрыт, когда я вошел в обеденную залу
после своего долгого сна. Ле Валь затеял условленный беспорядок. Моя жена
и ее брат устремились к дверям, куда уже сбежались слуги, увеличивая
суматоху. Верный дворецкий, с которого я не спускал глаз, поменял местами
блюда, как было задумано. Все вернулись к столу. Я заметил, что жена моя
дрожит с головы до ног, — она убедительно объяснила это испугом. Заверив, что
приготовила для меня карпа собственными руками, она настойчиво
предлагала мне отведать его, и я, попросив составить мне компанию, последовал
приглашению. Несколько раз я готов был помешать ей опробовать
подмененного кушанья, но, видя, с каким удовольствием проклятый Линерик провожает
глазами каждый кусок, несущий мне, как он полагал, смерть, я промолчал.
Едва успели убрать со стола, как леди Лейстер упала на пол в страшных
корчах. Совесть заставила Линерика воскликнуть: «Яд, яд!» Были использованы
все известные противоядия, но тщетно. В безнадежном состоянии ее отнесли
в спальню, а я удалился в свою обдумывать происшедшее в одиночестве.
Неопровержимая уверенность в ужасной судьбе, уготованной мне по
возвращении из изгнания, причиной которому послужила она, превратила мою любовь
в ужас и отвращение.
Время от времени леди Лейстер впадала в неистовство, до последнего
мгновения утверждала, что я отравил ее, и под утро скончалась. Чернота ду-
ши передалась телу, а доказательство ее неверности сделалось очевидным.
То ли природа Линерика была менее подвластна яду, то ли он более
умеренно отведал карпа, но признаки отравления он ощутил лишь после ее
смерти. Убежденный примером сестры, что спасения ему нет, он призвал к себе в
комнату всех своих ирландцев-слуг. Верный Ле Валь воспользовался
минутой, чтобы пробраться ко мне и сообщить об этом их совещании, которое, по
его убеждению, должно было иметь роковые последствия, если только я не
соглашусь тут же сесть на коней, уже приготовленных, и вместе с ним и Уиль-
ямсом отправиться в Лондон, что дало бы мне преимущество первым
сообщить о случившемся и оградило бы от их жестокой мести. Дворецкий между
тем с помощью арендаторов сможет завладеть замком, как только
разбойники покинут его, отправившись в погоню.
Совет показался мне здравым, и, выбравшись тайком из замка, я вместе с
Ле Валем и Уильямсом поскакал прочь от своих слуг, как худших из убийц, и
от своего замка, как от собственной могилы. Наступил рассвет, и мы, проехав
всего несколько миль, с вершины холма увидели преследователей. Мы
опередили их миль на двадцать, имея более быстрых лошадей, как вдруг,
воспользовавшись неизвестной нам более короткой дорогой, они приблизились почти
вплотную. В ту же минуту впереди показалось величественное строение, к
которому Ле Валь умолял меня поспешить, отдав мне свой плащ, чтобы сбить с