поручила свое письмо в убеждении, что ему я могла бы доверить и всю правду. Он
же, в восторге от малейшего знака моего доверия, пообещал мне все, что
обычно обещают влюбленные.
Едва он уехал, как мне подумалось, что такой посланец может оставить
лорда Лейстера равнодушным к содержанию письма, орошенного моими
слезами. Увы, раз вступив в лабиринт предположений, охраняемый роковым
стражем — ревностью, выбраться из него почти невозможно. Судьба не
оставила мне иной отрады, кроме ласковых утешений Эллинор: не будь ее, моя
печаль перешла бы в недуг, но в часы отдыха (мы помещались в одном покое)
она не жалела сил, чтобы успокоить и ободрить меня. Несравненная сестра
моя! Какой душой ты обладала! О, почему лишь слезами могу я воздать
должное твоему безграничному великодушию?
Наконец лорд Брук прибыл гонцом из лагеря и при первой возможности
вручил мне письмо милорда. Он писал, что я нашла средство превратить
обвинителя в виновного, и умолял простить его недостойную ревность, которая
сама себе служит наказанием. Моя полная покорность приказаниям
королевы и то явное удовольствие, которое я получала от бесед с его племянником,
отравляли каждую минуту его жизни с тех пор, как я появилась при дворе.
Разносторонние таланты сэра Филиппа, одинаковый со мною возраст,
благородство характера делали его опасным соперником. «Во мне нет низменной
ревности, не желающей ни с кем делить твое общество, — продолжал он. —
Нет, Матильда, лишь сердцем твоим я хочу владеть безраздельно. И как ни
тяжка была бы для меня потеря, я не хочу удерживать тебя дольше, чем ты
сама того пожелаешь. В том мучительном положении, в котором мы
оказались, и меньшего довольно, чтобы встревожить сердце, столь жестоко
пострадавшее за свою прямоту. Однако чувство справедливости не позволяло мне
считать твоей виной то, что было нашим общим несчастьем, и я решил
схоронить в груди своей все убийственные предположения и не мучить тебя более
из-за страсти, которую, оставаясь к ней холодна, ты не осмеливалась
решительно отвергнуть. Но то, что грубый и пошлый ум побудило бы к ревности,
во мне с корнем вырвало эту слабость, ибо ничто, кроме безупречной
невинности, не смогло бы подсказать тебе избрать моего предполагаемого
соперника послом твоей любви. Истина и доверие озарили своим светом мои
смятенные чувства, любовь дышит в каждой бесценной строке. Чем, чем искуплю я
перед тобой свою несправедливость? Я не могу долее жить, пока не склонюсь
смиренно к твоим ногам и не получу прощения, которое, боюсь, никогда не
сумею заслужить. Я наконец решил довериться леди Арундел — несчастье и
жизненный опыт, несомненно, научили ее хранить тайны. Ее дом —
единственное известное мне уединенное жилище, куда тебе можно приезжать без
опасений. Скажись больной, и королева не заподозрит в просьбе удалиться на
некоторое время в дом моей племянницы ничего, кроме очевидного желания
укрыться от утомительной суеты тревожного времени. Я предупрежу леди
Арундел, чтобы она готова была принять тебя, и сам, как только мои
обстоятельства позволят, поспешу к тебе, чтобы оживить твое одиночество. О,
любовь моя, — так заканчивалось письмо, — кто смог бы вынести муку сомнений,
не будь таким блаженством миг примирения?»
И он воистину был блаженством! Все радости моей жизни померкли перед
этой минутой. Я словно ступала по воздуху, и мне стоило немалого труда
сохранять вялый и болезненный вид. Елизавета, которую болезни раздражали,
поскольку сама она не была им подвержена, легко согласилась на то, чтобы я
провела месяц у леди Арундел, и та встретила меня с большой радостью. Я
поняла, что ей известно лишь о нашем браке и что мой супруг умолчал о
тайне моего рождения. Леди Арундел отвела мне великолепные апартаменты,
которые замыкал салон, выходивший окнами на Темзу. Эта комната
благородных пропорций была украшена бесценными живописными полотнами,
иные из которых были незаконченны, и некий известный художник часто
посещал дом для работы над ними. Этому человеку леди Арундел поручила
написать мой портрет, с тем чтобы мне легче было коротать время в отсутствие
милорда и чтобы приготовить для него приятный сюрприз. Как-то раз в кра-
сочном наряде, выбранном для этой цели, я ожидала в салоне. Я слышала,