Бэрон-Холлоу
— Думаю, сегодня я схожу в церковь. А ты часто там бываешь? — внезапно поинтересовалась Джесси за завтраком.
— Иногда. Но не каждое воскресенье.
— Все еще ходишь в Первую баптистскую церковь?
— Да, как и половина города.
— Хорошо, — сказала Джесси. — Присоединишься?
— Почему бы и нет?
— Тогда собираемся. Если будильник не врет, проповедь начнется через час.
Эмма могла и не знать сестру в зрелом возрасте, но родственные чувства и не требовались: можно было пристально посмотреть на замкнутое лицо Джесси и понять, что она идет в церковь по какой-то причине. И это не имеет никакого отношения к молитве или распеванию религиозных гимнов.
И Эмма очень хотела бы знать эту причину.
Часом позже она знала не больше, только пришло понимание, что сестра хочет быть замеченной в церкви. И она не просто надела платье, что было редкостью для нее в детстве, — платье было красного цвета.
Очень яркого красного цвета.
Эмма не была смущена или обеспокоена этой демонстрацией, она просто испытывала любопытство. И почувствовала еще больший интерес, когда Джесси прошла в переднюю часть церкви и опустилась на «семейную» скамью. Будто хотела, чтобы каждый житель, посетивший сегодня церковь, узнал о ее возвращении домой. И после, во время обычного общения во дворе церкви, Джесси попросила Эмму вновь представить ее людям, которых она знала сама, или тем, кто знал их семью в детстве.
А это значило практически каждого, кто останавливался заговорить.
Эмма не знала, что задумала сестра, но у нее было стойкое ощущение, что не она одна с тревогой наблюдает за спокойной улыбкой Джесси и ее любопытными глазами. А хуже то, что Джесси прекрасно понимала, какой эффект произвела, и сделала это намеренно.
— Джесси, что ты творишь? — спросила у сестры Эмма, когда они шли обратно к Рейберн-Хаусу.
— Ворошу улей, — просто и без отрицания ответила Джесси.
— Хорошо, но что в нем скрывается?
— Прошлое. А может, оно перетекло в настоящее.
— И я должна понять, что ты имеешь в виду?
— Пока нет. — В первый раз Джесси улыбнулась извиняющейся улыбкой. — Чем меньше ты знаешь, тем лучше, по крайней мере, пока.
— Звучит пророчески. — Эмма старалась говорить легкомысленно, но почувствовала серьезную тревогу.
Когда они ступили на дорожку, ведущую к Рейберн-Хаусу, Джесси покачала головой.
— Не волнуйся. Я даже не уверена, что все это имеет отношение ко мне. Как минимум…
— Что?
— Как минимум, я могу помочь остановить то, что началось с меня, — будто бы для самой себя проговорила Джесси. — Даже если это — и не моя вина. Даже если я… В общем не важно, Эм.
— Не важно? Джесси… — Но Эмма так и не смогла закончить вопрос, потому что лицо сестры вновь замкнулось. И если она и узнала что-то о женщине, которой стала сестра, так это то, что она не скажет ни слова из того, что намеревается держать при себе.
Никому.
Обычно он не отправлялся на охоту так скоро. Он чувствовал удовлетворение и насыщение после наслаждения со своей жертвой, был способен вести нормальную жизнь неделями и даже месяцами, если возникала необходимость потянуть время из-за смерти жертвы в зимнее время.
Но последняя… Последняя сбежала до того, как он покончил с ней, и это оставило его неудовлетворенным. Он, конечно же, выследил и нашел ее, оставив в том же состоянии, в котором и обнаружил. Она была далеко от троп, и он не ждал, что кто-то еще найдет ее.
Падальщики достаточно быстро уничтожат останки.
Он задумался было о том, чтобы вернуть ее в свой сад, но быстро откинул эту идею. Она не заслужила места в нем, решил он. Она не стоила того прекрасного и драгоценного места. Она заслужила то, что получила: лежать на твердой, окровавленной земле, чтобы питать животных и личинок.
Он был в ярости из-за ее побега, но давно научился преобразовывать гнев во что-нибудь конструктивное — в этот раз он починил и усилил свою ловушку, чтобы жертва никогда больше не смогла сбежать из нее.
Уже успокоившись и ощущая голод внутри, он начал охоту. Наблюдал за туристами, скалолазами, постоянно проходящими через город. Замечая, кто путешествует один или предпочитает идти поодаль от группы, обращая внимание, кто предпочитает снимать комнаты в городе, а кто ночует в лесах в палатках и спальных мешках.
Ища уязвимости.
В этом состояла половина радости охоты — в выборе следующей жертвы.
Он не скрывался, а периодически приходил и уходил, не проводя слишком много времени в одном месте. Говорил с теми, общения с кем от него ожидали, но в остальном держался на заднем плане, и преуспел в этом очень хорошо.