Его советники роптали на задержку. Даже Львица, гордая за свою армию, чувствовала, что он терял драгоценное время на этот спектакль. Но до тех пор, пока последний покрытый волдырями разведчик не вошел в палаточный город, Гилтас не уходил. Он повернулся и направился в поднятое проезжавшими всадниками облако пыли. Кериан снова завела речь о необходимости захвата кочевников, чтобы получить доказательства, что их нападения спонсировались неракцами. Это вновь разожгло споры среди свиты Гилтаса.
«Ситуация очень деликатная», — настаивал Мориллон. — «У нас есть разрешение Хана находиться здесь, но если мы проявим насилие по отношению к его подданным, то можем потерять наше последнее безопасное убежище!»
«Вы и есть сама деликатность!» — Львица закашлялась в поднятом песчаном шлейфе. — «Смотрите, что случилось вчера — на меня и моего капитана внезапно напали средь бела дня! Вы называете это место безопасным?»
«Несколько подстрекателей. Прискорбно, безусловно, но…»
Кериан накинулась на него: «Прискорбно! Фанатики жаждут нашей крови, а вы называете это прискорбным!»
«Успокойтесь», — произнес Беседующий. Он не поднял голоса, тем не менее, это прозвучало как приказ. — «Лучший путь лежит где-то между двумя крайностями. Нам следует заботиться, чтобы Сахим-Хан оставался дружелюбным, или хотя бы нейтральным, по отношению к нам, но мы не можем позволить, чтобы на наш народ охотились и убивали поодиночке». Он остановился у границы нагромождения палаток, добавив: «Нам нужна альтернатива этому месту и терпению Хана».
Его взгляд на жену был многозначительным, напоминая ей о грядущей миссии сопровождения архивариуса Фаваронаса с небольшим отрядом ученых в Долину Голубых Песков. Не то, чтобы Кериан совсем не нравилось это поручение. Львица по-прежнему считала его не более чем задачей кендера, бессмысленной тратой времени, но, по крайней мере, она бы хоть что-то делала. Придворная жизнь раздражала ее; а вдобавок теперь еще и навороченные интриги, которые Гилтас считал необходимым плести с этим людским ханом. Лучше жариться на просторах пустыни, чем томиться в Кхуриносте в тисках протокола с подрезанными извилистой дипломатией крыльями. Это путешествие, по меньшей мере, даст возможность пособирать информацию.
Королевская процессия по мере продвижения по узким переулкам проходила мимо палаток с откинутыми, чтобы впустить хотя бы легчайший бриз, пологами. Потолок из плотной травы, накрывавший проход, давал защиту от жаркого солнца, а еще в этом месте было так душно, что трудно было дышать. Несмотря на этот дискомфорт, Гилтас замедлил шаги, вновь завороженный мастерством своего народа.
Палатки здесь были превращены в мастерские, в которых ремесленники использовали старинные умения, чтобы предать металлу и камню форму предметов не только полезных, но и красивых. В виду отсутствия больших печей и горнов, эльфам приходилось закупать сырье в городских сууках. Слитки необработанной меди ковались до толщины пергамента, чтобы потом обрести любую форму, от элегантных ваз до крошечных искусных сережек. В одной из лавок кипы серебряной проволоки плотно сплетались в браслеты и ожерелья, так любимые кхурцами. В другой, изнуренный эльф, сидевший, широко раскинув ноги, на грубой джутовой подстилке, полировал на шлифовальном круге целую корзину полудрагоценных камней. Мастерство гранильщика завладело вниманием Беседующего. Полутемный интерьер его палатки подсвечивался солнечным светом посредством угловых зеркал, а его колесо было прикреплено к небольшому вентилятору из пальмового листа; когда эльф трудился, энергия колеса также служила для охлаждения его чела.
Когда Беседующий остановился, он и сопровождающие перекрыли свет, падавший на занятые руки гранильщика. Исхудалый эльф поднял взгляд, а когда увидел своего посетителя, его морщинистое лицо от удивления расслабилось. Он поспешил было подняться, но Беседующий поднял руку и мягким голосом велел не вставать. Гилтас подошел ближе, сунул руку в корзину камней и вытащил особенно красивый аметист. Поверхность темно-красного драгоценного камня была квадратом со стороной три сантиметра, и весьма искусно огранена, несмотря на грубые инструменты, которыми вынужден был пользоваться мастер.
Он собирался вернуть камень в корзину, но гранильщик стал умолять его оставить камень себе. Гилтас хотел было отказаться, не желая лишать дохода своего подданного, но Кериан прошептала: «Возьми камень, Гил. Иначе разочаруешь его».
Глаза старого эльфа засияли гордостью, когда Беседующий сердечно поблагодарил его за дар. Глаза самого Гилтаса были подозрительно радостными, когда он прощался. Каждый раз, когда он будет в отчаянии от стоящих перед ним задач, ему следует вспоминать этого бедного доброго гранильщика. Какой король отважится подвести таких подданных?
Снаружи убогого жилища гранильщика, скучный голос лорда Мориллона положил конец трогательной интермедии. «До нашего появления, кхурцы не умели обрабатывать драгоценные камни. Теперь же, квадратные камни популярны на всех сууках», — сказал он.
«Ну, ради этого стоило перебраться сюда», — едко ответила Кериан.
Гилтас ничего не произнес. Стиснув аметист, он двинулся дальше.
Извилистый маршрут вел его мимо бесчисленного множества палаток. Одни были чуть больше постели своего единственного обитателя; другие включали в себя комнаты, коридоры и прихожие, довольно сложно спланированные. Все усердно работали. Лености не было места в Кхуриносте. Каждый клочок еды и одежды, каждый глоток воды приходилось покупать у лукавых торговцев.
И снова, где один эльф — на этот раз Гилтас — видел торжество над несчастиями и отвагу перед лицом нужды, другие видели только большое горе. Львица едва выносила это медленное продвижение по палаточному городу. Подступавшая к сердцу боль при взгляде на положение ее народа, была практически невыносимой. Чтобы справиться с этими сильными эмоциями, она все сильнее и сильнее гневалась. И в последнее время ее гнев по большей части был направлен не только на мужа, за недостаточную деятельность, или на оккупантов, загнавших ее народ в такую нужду, но на саму себя, за неудачу в борьбе с быколюдьми и провал попытки убедить мужа поддержать еще один набег на них.
«Что насчет тех документов, которые я принесла из города?» — спросила она.
Ее шепот был резким, более громким, чем хотелось бы Гилтасу. Опустив глаза, он указал ей говорить осмотрительнее.
«Фаваронас разбирался с ними весь день. Мы обедаем с ним сегодня вечером, чтобы услышать, что он обнаружил».
Гилтас видел, что лорд Мориллон, не знавший причины визита Львицы в храм Элир-Саны, внимательно наблюдал за ними. Дворянин пытался ранее выведать у Гилтаса информацию о том поручении, но безуспешно. Не то, чтобы Гилтас не доверял Мориллону. Он просто знал, что в делах, подобных этому, где жизни висят на волоске, чем меньше знающих о его планах, тем лучше.
Солнце уже было низко, почти касаясь западных дюн, когда группа прибыла к королевскому палаточному комплексу в центре лагеря. Огненный шар сменился с раскаленного добела на кроваво-красный, окрашивая небо в цвет полированной меди. С моря задул легкий бриз. Он унес прочь облако пыли, поднятое возвращающейся армией, как и висевшую над Кхуриностом неизменную дымную завесу. Гилтас остановился, чтобы вдохнуть освежающий морской воздух.
«Если бы такой ветер дул каждый день в это время, я был бы счастлив остаться здесь». У всех на лицах появилась тревога, и Гилтасу оставалось лишь улыбнуться. — «Не волнуйтесь: все мы знаем, как редко бывает этот ветер».
Советники посмеялись над шуткой своего Беседующего. Но не Львица. Она вежливо попросила разрешения отбыть, сославшись на необходимость навестить своих воинов. Гилтас дал дозволение, напомнив, что ожидает ее на их совместный ужин этим вечером.