— Похоже на то. Я слышала, туристам нравится в Бэрон-Холлоу.
— И слава богу. Фабрики и другие производства закрывались, и городу угрожала печальная судьба вымирания.
Джесси медленно кивнула.
— Очень хорошо, что здесь живут художники и умельцы, которые используют местный пейзаж. И теперь истории о призраках привлекают туристов, а не просто пугают детей.
Она прошла к удобной кухоньке и открыла холодильник.
— Полностью забит. Твоя работа?
— Я не знала, захочешь ли ты побыть в одиночестве или намереваешься… — резковато ответила Эмма.
— Провести время в кругу семьи?
— Что-то вроде того.
— Я пока не уверена и сама. Выпьешь? Мне сказали, ты гуляла в парке.
— Не откажусь от лимонада. — На удивление Эмма была рада их легкой беседе. Она сделала несколько шагов и опустилась на стул рядом с диваном. Джесси присоединилась к ней, сев на диван, и вручила сестре ледяную бутылку.
— Уверена, что здесь есть стаканы, но пока я их не нашла.
— Пойдет и так. — Кольца нет. Интересно, замужем ли она.
— Нет, и не была, — ответила Джесси. — А ты?
Легкий вздох сорвался с губ Эммы, и она заняла себя открытием бутылки.
— Нет. Значит… Ты по-прежнему умеешь это. Мне было любопытно.
Эта связь, существовавшая со смерти матери, могла быть единственным признаком их близости. Хотя и была односторонней: Джесси порой могла читать мысли Эммы, но никогда наоборот. Вот и скажи, кто из сестер более замкнут.
Вначале девочкам было крайне некомфортно, поэтому они редко обсуждали это. И на деле эта связь еще больше развела их по разные стороны.
Джесси нахмурилась.
— На самом деле, я не должна была. Я научилась возводить стены, и сейчас они подняты. Больше ничьи мысли не проникали. Я не должна была суметь прочитать и твои.
— Думаю, некоторые вещи не меняются, несмотря на то, как сильно мы стараемся их изменить, — проговорила Эмма.
— Согласна, — ответила мрачным голосом сестра.
Он был поражен, увидев ее прогуливающейся по центру. Джесси Рейберн. Конечно он, как и все, знал о ее приезде, но в его голове ей по- прежнему было семнадцать.
Тогда она была стройней, ее светлые волосы длинней, а походка — куда более развязанной и нарочито-сексуальной, что делалось явно напоказ. Сейчас в ней сквозила уверенность, которая, как он подозревал, была настоящей и приобретенной дорогой ценой.
В центре было многолюдно, поэтому вряд ли кто заметит, как он наблюдает за ней с расстояния в два квартала. Она осматривалась, будто в поисках чего-то, изучая здания и людей, мимо которых проходила. А это рождало тревожное ощущение где-то в животе. Было так легко забыть, что они сделали пятнадцать лет назад. Ну, может, вначале и нелегко, но когда он сумел оттолкнуть эти воспоминания на задний план, все пошло нормально. Потому что не было никаких последствий, никого видимого… вреда. По крайне мере, для нее. Для их жертвы. А он сумел легко их преодолеть, особенно когда сделал вид, что все случившееся — не его вина. Прошли годы, и воспоминания затуманились так сильно, что он практически сумел убедить себя, что все произошедшее — просто пьяный сон.
Ночной кошмар.
Но сейчас Джесси Рейберн вернулась и ходила с поднятой головой и ищущим взглядом. В поисках чего? Или кого? Неужели его? Или их?
Во рту пересохло, и он почувствовал тошноту.
Она может разрушить его жизнь. Даже сейчас, спустя столько лет, она может наказать его.
Их.
Потому что для их поступка не было срока давности.
Она может разрушить их всех.
Решив прогуляться по центру, Джесси оставила Эмму в Рейберн-Хауса. Скованность в общении никуда не делась, и, общаясь друг с другом нарочито легкомысленно, они ощущали дискомфорт, рожденный не только пятнадцатью годами разлуки.
Джесси больше не улавливала мыслей сестры, но не знала, что стало тому причиной — ее стены или Эммы. Очень интересно, если причина заключалась в Эмме, поскольку теперь Джесси знала: большинство людей, возводящих защитные стены целенаправленно или неосознанно, обладают экстрасенсорными способностями — активными или скрытыми.
И могла ли Эмма быть экстрасенсом? Джесси ответила бы отрицательно. Да, именно так она и сделала. Но какая-то часть внутри нее хотела спросить сестру. Другая часть предпочитала молчать.
В любом случае, между ними слишком много недосказанности, слишком много лет и разный жизненный опыт, и все это разделяло их. Никто не желал первым открывать дверь навстречу другому.
Пока. А может, так будет всегда.
И что, если я заставляю нас обеих пройти через это просто так?