Но после моего побега из Севастополя он уже не приходил. И, как поется в романсах, угли любви подернулись пеплом разлуки...
*** *** ***
Декорацией к следующей сцене можете считать пронизанный сухой морозной пылью с запахом золы оледенелый почти бесснежный город, залитый каким-то демонстративно холодным и неестественно ярким солнечным светом. Допотопный дребезжащий трамвай со слепыми окнами, частично заделанными фанерой, частично заиндевелыми, серые с белым сопки, застроенные обитыми черной толью домиками со скользкими черными тропками между ними, посыпанными золой. Именно таким я увидела мое долгожданное убежище. Ничего менее похожего на кокетливый теплый нарядный и чистый белый город Севастополь с его огоньками навесу невозможно было и придумать. Никакого следа теплого моря, сибирского гостеприимства или долгожданной простоты. Напротив, все три хозяйки, к которым я добиралась по скользким тропкам на склонах сопок по объявлениям о сдаче комнаты, почему-то были одинаково грубые и краснорожие.
Дующий со всех сторон непрерывный ледяной ветер любое лицо превращал в шелушащуюся маску.
"Жить там нельзя, - вспомнила я усмешку Феликса, когда я намекнула о возможности распределения во Владивосток. -- Там веками, тысячелетиями никого не было, кроме диких удэгэ. Рядом развивались древние цивилизации китайцев, корейцев, японцев, а в этом углу только русские и могли поселить своих безответных солдат - в крепости на пустынном диком берегу с убийственным климатом."
По всем адресам, мне отказали опасаясь, черт знает чего, едва выяснив, что я одна, без семьи. Пришлось спуститься обратно на Луговую площадь, чтобы взять в киоске горсправки другие. И опять затрясся под ногами заснеженный и пыльный пол припадочного кургузого трамвая, что, кидаясь во все стороны на рельсах, тащил в своей промезшей насквозь слепой коробке закутанных серых пассажиров. Меня убивал непривычно кислый запах толпы, смешанный с запахом пыли и гари.
Я вышла у вокзала, сверяясь со схемой, что мне составила девушка в горсправке, и стала карабкаться по очередной обледенелой улице куда-то вверх, проклиная свое дурацкое решение искать убежище на этом веками необитаемом краю света. Давно известно, что в России всего два приличных города, как не раз говорил Феликс. Остальные или уютное чистое болото вроде Севастополя или грязь и мразь знаменитой своими плохими дорогами и дураками глубинки. Эта-то мерзость и таращилась на меня со всех сторон, убивая самое желание вообще смотреть куда-либо и оставаться тут хоть на лишний день.
Впрочем, уехать можно было хоть сейчас. Когда я утром, прямо из аэропорта пришла в свое ЦКБ, его начальник, траченный молью джентльмен с повадками аристократа с Собачьей улицы, прямо сказал мне: места в общежитии, не говоря о комнате, у него нет. Станете, мол, на общую очередь. Специалисты из Ленинграда ему в общем-то не очень нужны, своих ДВПИ готовит с избытком. Не нравится -- он согласен дать свободный диплом, деньги на обратный проезд. Зачем давали заявку? А это не мы, а министерство чудит. Я же сказал -оплачу вам дорогу назад до Ленинграда. Говорил он внятно, по-старчески присвистывая, смотрел в общем достаточно дружелюбно. Он с ходу дал понять: может для кого ваш Ленинград и свет в окошке, но не для Владивостока. Тут мы сами себе столица. У дальневосточников особенная гордость На прочих, мол, смотрим свысока. Подумаете? Вот это приветствую. Если снимете комнату, то завтра прошу на работу в шестой отдел.
С этим я и ползла теперь вверх и вверх.
И вдруг... Я даже не поняла, что произошло! Просто ударил, как гонг о конце сокрушающего раунда, какой-то совсем другой ветер, ослепил свет и настала удивительная тишина. Передо мной растилался скованный льдом до самого горизонта голубовато-розовый простор Амурского залива, сияющая чистотой естественность после мрази захолустья Владивостока, океанское величие вместо уютных домашних бухточек Севастополя. Белые чистые сопки на том берегу громоздились словно голубоватые застывшие облака. По льду носились с тонким далеким скрипом буера, чернели точечками рыбаки. И сразу словно ослабла цепкая рука, сжимавшая сердце весь этот день со злорадным рефреном: вот тебе, дура, твое убежище, нашла награда героя...
Я стала спускаться по узкой дорожке к яхт-клубу, где должна была находиться улица с удивительным названием Мыс Бурный. Здесь черные скалы прибрежного обрыва защищали пляж от злого сибирского ветра, отдав берег во власть ласкового солнца параллели Сухуми. Под ногами была забытая надежность серого асфальта, по краям которого шелестела сухая трава. Солнце теперь естественно и ласково сияло мне, отражаясь ото льда залива.
***
Декорацией к этому акту стала фантастическая улица -- несколько почерневших старинных деревянных домов вдоль узкого пляжа с гаражами для моторок и перевернутыми на зиму лодками. Идти по берегу было трудно -- он весь был покрыт мягкими густыми водорослями. Поэтому я пошла по кромке льда, который странно дышал скованным прибоем и подмигивал зеленой водой из трещин. Только скрип и шипение льдин нарушало здесь тишину. Дом был со следами былого купеческого достатка -- просторное крыльцо, благородная резьба у окон и по карнизу.
Почему-то мне показалось, что я не просто бывала здесь, а была вот в точно такой же ситуации. Совсем некстати вдруг вспомнилась та цыганка. Поэтому я совсем не удивилась, попав в таинственный мрак сеней и далее в темную просторную кухню, где у самой печки светились чьи-то глаза из-под шали. Что-то заворочалось, тяжело вздохнуло и превратилось в высокую статную старуху и впрямь похожую на мою ту цыганку.
"Надо чего?" - спросила она глухо. "По объявлению." "Дети есть?" "Нету." Обычные вопросы. Каждый по своему с ума сходит, получив хоть гран власти над ближним. Почему-то здесь боялись сдавать одиноким. А ленинградские хозяйки - наоборот. Впрочем, эта не рассматривала меня в упор, как те, на сопке. И вообще вдруг замерла, думая о своем. "Тридцадка в месяц, деньги на полгода вперед. Прописку сама оформлю, - наконец произнесла она. Сможешь заплатить?" Я мысленно перебрала мои сбережения с учетом покупки варежек вместо забытых в самолете. И еще я хотела с подъемных купить сапожки на меху вместо вот этих суконных. "За два месяца..." Вот бы согласилась, что ей стоит?.. "Давай за два, - она протянула темную узкую ладонь и сразу сунула деньги за шаль. -- Звать меня будешь Ариной Алексеевной. А тебя как?" "Татьяной... Тоже, кстати, Алексеевна..." "Да какая из тебя Алексеевна-то? -- вдруг как-то очень хорошо улыбнулась она. -- Разведенная что ли?" "Я по распределению. Из Ленинграда."