"А папа? Мы можем надеяться на облегчение, если не выздоровление?" "Как ни странно, слабая надежда есть. Если мне будет позволено главврачом провести с ним эксперимент по мелотерапии." "Какой терапии?" "Лечение музыкой. Это мое личное изобретение, но оно пока не нашло одобрения в минздраве. Недавно я докладывал этот метод на международной конференции, и швейцарский коллега меня горячо поддержал. Недавно я получил от него письмо, что он осваивает мой метод с удивительными результатами." "Вы не шутите? Какой музыкой? Классической или современной?" "Не буду вас утруждать подробностями. Пока же моя Фаина дает ему вроде бы просто уроки игры на рояле, она у меня кончила в Сибири консерваторию. Не скажу, что у Алексея Ивановича есть музыкальное дарование, но он не безнадежен. И я потихоньку, так сказать, подпольно, его готовлю к эксперименту. Конечно, мне нужна аппаратура, которой пользуются в Швейцарии, но и живой музыкой мы уже кое-чего достигаем."
"Гельмут..." "Просто Гельмут, Танечка." "Это, надеюсь не связано с вашими рекомендациями о раскованности, - прищурилась я на него. -- А то я могу и не поверить всему прочему." "Как угодно, - буравчики его черных глаз бесстрашно выдержали мой взгляд. -- Не в моих правилах уходить от пикантных приключений. Тем более с такой прекрасной женщиной, как вы. Но сейчас речь не обо мне. Вам надо поскорее найти достойную замену Ф. Вы слишком зациклились не просто на нем, а на специфике вашего с ним общения. Я отнюдь не призываю вас к распутству, но не разбивши яица не сделаешь яичницу. Пробы и ошибки, пока не достигнете результата. В этом ваш путь к выздоровлению. Психически вы и так здоровы, Таня. Вы страдаете нервным заболеванием, от которого вам прописали, на мой взгляд, оптимальное средство. Вот и все с вами, - он встал их своего старомодного плетеного кресла. -- А с папой дайте мне месяц-два. Я надеюсь на успех. Но -- ему ни слова."
"Гельмут, миленький, - вдруг сказала я. -- А вы мне можете справочку дать, самую что ни на есть солидную, что я прошла у вас полное психиатрическое обследование и, по компетентнейшему заключению больницы Кащенко, я совершенно психически здорова." "Чтобы предотвратить интриги ваших врагов?" "Вот именно." "А почему бы и нет?"
Мы вернулись в квартиру, где гремела музыка рояля и раздавался удивительно чистый голос Фаины. Гельмут выписал мне справку на бланке и даже с заготовленной впрок гербовой печатью, поцеловал мне руку, оставаясь с ней чуть больше, чем позволяли правила хорошего тона. Мы втроем вышли под моросящий холодный дождь, раскрыли зонты и пошли к озеру, где в беседках сидели больные и их несчастные родственники...
*** *** ***
Мягкий сырой ветер с сильным запахом моря дует со стороны бухты Золотой Рог на пирс, где я жду рейдового катера. По небу растекается все тот же серый мрачный туман, обволакивая сопки и спускаясь к воде. Он поглощает строения и краны рыбного порта напротив, клубится, как живое чудовище. Морем уже не пахнет. Тянет только мертвенным запахом этого лагерного тумана.
Катер выныривает уже из его серой стены за зелеными волнами, рявкает, с треском швартуется. Мы, моряки, их жены, рабочие, исследователи, прыгаем на мокрую палубу и растекаемся по судну, кто в трюм, кто на носовую садовую почему-то скамейку. Я сажусь именно на нее, хотя знаю по опыту, что первая же волна при выходе на открытый рейд меня оттуда сгонит. Рядом плюхается высокий мужчина в морской фуражке и теплом свитере под курткой с капюшоном. Я тоже кутаюсь в свой плащ. В этом городе никогда не знаешь утром, какое время года наступит вечером... Скажем, у меня зудят вчера снова сожженные на палящем солнце плечи, а на мне наряд для октября в Ленинграде.
Мужчина, искоса глянув на меня, достает сигарету: "Не возражаете?" "Ради Бога..." "А вам?" "Спасибо. Не курю." "На какое судно?" "Тикси." "И я. Можно узнать зачем?" "Вы, естественно, капитан?" "Судовой врач." "А..." "А почему вы решили, что я капитан?" "Весу больше для флирта." "Проходу не дают, а?" "Не дают." "И я не дам. Я Михаил Аркадьевич, а вы?" "Татьяна Алексеевна." "К кому, если не секрет?" "К деду." Он удивленно всматривается в меня и растерянно моргает. "Я из ЦКБ. У вас полетели насосы. Меняют на нашем заводе. Я проектирую под них новый фундамент." "Не холодно в босоножках?" "Так ведь с утра было солнце."
Катер, между тем выбирается за маяк и вступает на внешний рейд с его волнами. Пока терпимо, только брызги. Врач курит, чудом спасая огонек от летящей водяной пыли. Из-под капюшона светятся серые навыкате глаза. Он мне напоминает какого-то артиста, и я мучительно вспоминаю, в каком фильме он меня задел чем-то очень хорошим. Катер идет уже в сплошном тумане. Носа судна и то уже не видно. Брызги летят прямо из этого тумана, который вдруг резко темнеет. Это проглядывает блестящий черный борт и улетающий то вверх, то вниз забортный трап. "Тикси", - объявляет по радио капитан катера. -Соблюдайте осторожность, товарищи."
На нижней площадке трапа стоят двое матросов в оранжевых жилетах. Мой новый знакомый ловко улавливает момент, когда трап пролетает мимо, решительно поднимает меня и кидает к подхватившим за руки матросам, а при следующем пролете катера на волне мимо уже неподвижного для меня трапа смело прыгает сам над кипящей зеленой волной.
Стармех, именуемый на судах почему-то "дедом", уже встречает меня на верхней площадке трапа. Судно собирается уйти на трое суток на какие-то ходовые испытания, поэтому мне предоставлена каюта лоцмана. Прелесть, а не жилье эти каюты на грузовых судах! Мягкий свет, уютная дрожь палубы, шторки, ограждающие койку, зеркало, умывальник, крохотная душевая с туалетом. Все как дома. Даже слепое от тумана окно не так бесит.
Я раскрываю свою сумку, достаю комбенизон, фонарик, рулетку, блокнот, спускаюсь с "дедом" в машинное отделение, прохожу в помещение моих насосов и начинаю срисовывать набор, трубопроводы, кабели, чтобы рабочие могли вместо старых поставить новые агрегаты. Обычная работа. Постепенно покрываюсь грязью и машинным маслом. Изредка поглядываю на часы, с нетерпением ожидая времени, когда можно поесть. Почему-то судовые обеды кажутся мне удивительно вкусными, особенно хлеб прямо из бортовой пекарни. И я в восторге от самой обстановки в кают-компании.