Я живу в Аркате, в Калифорнии. По профессии я музыкальный терапевт и кое-как этим кормлюсь, но в глазах брата моя специальность настолько ничтожна, что он, похоже, просто не в силах запомнить, чем я зарабатываю себе на хлеб. У меня не было ни свободного времени, ни свободных денег на поездку в Мэн, однако, слушая рекламный спич Мэтью, я понял, что тронут его звонком. Он снова призывал меня, единственного эмиссара прошлого, в свидетели своей последней метаморфозы, и я скрепя сердце заказал билет.
Я стартовал в первый четверг ноября, избрав дешевый и изнурительный маршрут. Посреди дня я вылетел из Аркаты в аэропорт Сан-Франциско, где провел четыре тоскливых часа в обществе человека, на руке у которого были часы размером с гипсовый потолочный медальон. Он то и дело поддергивал брючины, собирая лишнюю материю в складчатый шатер у себя в паху. «Когда речь заходит о нашей интенциональности, Эдвард рвет и мечет» — эту фразу он произнес дважды, говоря по сотовому телефону с разными людьми. Мой рейс из Сан-Франциско в Бостон был ночным. Я съежился в кресле рядом с громадной женщиной, чья телесная фурнитура целиком поглотила наш общий подлокотник. Мне некуда было приклонить голову. Она заметила, что я поглядываю на мягкую ложбину между ее плечом и щекой, и сказала: «Давайте, кладите». Я так и сделал. От женщины исходил чистый, умиротворяющий морской аромат, и я прекрасно выспался.
На заре я вылетел из Бостона в Бангор. В Бангоре меня усадили в крошечный шестиместный аэропланчик, который простоял на дорожке два часа, пока механик — на вид ему не было и пятнадцати — с умным видом пялился на крыло. Наконец скрежетнули моторы, и аэропланчик, вибрируя, понес нас на север, в Арустукский округ.
Внизу тянулись необъятные елово-сосновые массивы, чья однородность не нарушалась ни городком, ни поселком. Мы приземлились в местном аэропорту, состоящем из единственной посадочной полосы и приткнувшейся сбоку от нее хибарки из рифленого железа. В воздухе была разлита пронизывающая стылость. Четверо моих попутчиков подобрали багаж, выкинутый служителем на синеватый гравий, и потрусили на автостоянку. Самолетик принял на борт свежую порцию пассажиров, взмыл над еловыми шпилями и унесся на подрагивающих крыльях.
Я вышел на дорогу около летного поля и стал ждать брата. Протекли десять минут, потом пятнадцать, потом двадцать. Во время ожидания я подвергался кровожадным атакам каких-то ужасных морозостойких комаров, доселе мной невиданных. Пока я забивал одного, на моей руке уже успевало устроиться полдюжины его товарищей — их вздутые прозрачные брюшки сверкали на холодном белом солнце, как гранатовые зернышки.
Мое сражение с комарами длилось уже три четверти часа, когда из-за поворота наконец показался красный пикап Ниссан с темными тонированными стеклами. Хрустя асфальтовым крошевом на обочине, он затормозил напротив меня. Мэтью вылез и пересек дорогу. Его облик меня потряс. За тот год, что мы не виделись, он нарастил уйму ненужной плоти — подгрудок, который начинался чуть ли не от висков, и брюхо, как у беременной двойняшками на восьмом месяце. Этот дополнительный вес вкупе с его молочной бледностью создавал впечатление царственной загробности, как барельеф на крышке императорского саркофага. Меня кольнуло беспокойство.
— Ты опоздал, — сказал Мэтью.
— Я торчу здесь уже сорок пять минут.
Он хмыкнул, точно меня стоило бы промурыжить у аэропорта намного дольше.
— Мы приехали сюда два часа назад. Теперь весь день псу под хвост.
— Слушай, Мэтью…
Он перебил меня.
— Вот что, Алан. Ты думаешь, я тут лежу и в жопе ковыряюсь? У меня дел невпроворот, а нам пришлось ехать в город и болтаться здесь, и теперь Боб напился, и у меня глаза в разные стороны, и ни хрена мы уже сегодня не сделаем.
— Очень хорошо. Я специально попросил задержать самолет, чтобы тебе напакостить. Рад, что мой замысел удался.
— А позвонить было нельзя? — Он вынул из кармана мобильник. — Видишь, телефон? Очень удобная штучка. Можно сказать что-нибудь тому, кого в данный момент нет рядом.
Мне сильно захотелось врезать своему брату по носу. Вместо этого я поднял сумку.
— Пошел ты к черту, урод. Я улетаю. Скоро будет следующий рейс.
Не успел я отойти на три шага, как Мэтью сгреб меня за шиворот и развернул. Его гнев испарился, и он уже посмеивался надо мной. Для моего брата нет большего удовольствия, чем смотреть, как я злюсь. Он чмокнул меня в глаз, надавив на веко колючей губой.
— Это кто у нас такой обидчивый? — заворковал он. — Кто у нас такой сердитый малыш?