— Вам очень больно?
— Нет… не очень, — выговорил он запекшимися губами и поморщился.
Какой бы орган ни был задет — желудок, печень, почки или кишечник, — рану требовалось срочно перевязать. Огнестрельные раны в живот обычно очень опасны для жизни. Судя по силе кровотечения, Миа считала, что аорта не задета, но все равно, если срочно не приступить к лечению, он долго не продержится.
— Нужно доставить вас в деревню.
Он еле заметно кивнул, но по его строгому лицу было ясно — он не надеется добраться до нее живым.
Вскоре вернулся мохтар, ведя в поводу одну из лошадей, на которых ехали он и Корбен.
— Ваших лошадей и след простыл. Осталась только эта.
Вздохнув, она сказала:
— Вашему сыну необходима срочная помощь врача. И еще тому человеку, вашему раненому товарищу…
— Это Шакер, мой двоюродный брат. Он уже умер, — угрюмо сообщил мохтар.
Миа не удивилась, так как видела его рану.
— Словом, забирайте лошадь и везите своего сына в деревню. Поезжайте с ним верхом. А я останусь здесь, с Корбеном.
— Но я не могу вас здесь бросить, — возразил мохтар. — Мы можем положить его на лошадь и вместе отвезти его вниз.
— У нас мало времени. Он нуждается в срочной помощи.
Мохтар растерянно покачал головой:
— Вы же не оставили меня, вы спасли мне жизнь!
— Тогда поспешите в деревню и пришлите к нам людей. Торопитесь же!
Мохтар внимательно посмотрел на нее, словно запоминая ее лицо, потом кивнул.
— Я помогу вам разжечь костер.
— Не надо, я сама, вы лучше скорее идите вниз.
Виновато взглянув на нее, мохтар неохотно уступил, еще раз с ненавистью посмотрел на Корбена и пошел к сыну, ведя за собой лошадь.
Они поделили между собой зажигалки, факелы и одеяла. Мохтар помог мальчику забраться на лошадь, потом вскочил за ним в седло и уехал. Высоко подняв пылающий факел, Миа смотрела ему вслед, пока он не скрылся в темноте.
Глава 72
Миа снова вернулась к Корбену. Она ничем не могла ему помочь, разве только как-то согреть. Вздрагивая от страха и холода, она отыскала в темноте обоих курдов, уже скончавшихся от ран. На всякий случай Миа проверила у них пульс, до боли в сердце возмущенная отчаянной стрельбой Корбена. Чувствуя угрызения совести, она стащила с одного из них куртку и принесла ее Корбену.
Затем стала сооружать костер. Зимние дожди еще не настали, поэтому хворост оставался сухим и хрупким. Она разожгла большой костер у дерева, около которого лежал Корбен, и набрала целую кучу хвороста в запас.
Глядя на огонь, она размышляла, как скоро может прийти помощь. Если они добирались сюда целых два часа, значит, людям понадобится не меньше четырех, так как им придется идти в полной темноте — и это в том случае, если они отправятся в дорогу сразу, как только вернется мохтар. Она с теплотой подумала об Эвелин и о Томе: уж они-то наверняка не станут ждать до утра, хотя ей очень не хотелось, чтобы отец и мать снова подвергались опасности во время путешествия по ночным горам.
Владевшее ею возбуждение улеглось, уступив место крайней усталости, как физической, так и душевной. Она опустилась на землю рядом с Корбеном. Они молчали и смотрели на огонь, прислушиваясь к его треску и следя затем, как пламя лижет и обвивается вокруг веток, прежде чем полностью их охватить.
— Последнее, что я помню, это то, как я спускаюсь из номера, чтобы встретиться с мамой, — наконец заговорила Миа. — Как же мы здесь оказались?
— Из-за проклятого хакима… и из-за меня, — помолчав, с горечью отозвался Корбен.
Миа повернула к нему голову.
— Вам так хотелось завладеть эликсиром?
— А что может быть важнее этого? — Он пожал плечами и скривился от боли. — Разве что пуля в животе…
— Вы убили Фаруха?
Корбен слабо кивнул:
— Его тяжело ранили, но… Да, его убил я.
— Почему?
— Из жадности. И инстинкта самосохранения. — Он подумал и уточнил: — Нет, скорее из жадности. — Он чуть наклонился, чтобы видеть ее лицо. — Я плохой человек, Миа. Меня учили быть не хорошим, а эффективным. Учили четко выполнять порученное задание. Я совершил много сомнительных поступков, много ужасных вещей, в которых мои начальники не видели ничего дурного и даже одобряли. — Он сокрушенно покачал головой. — По-моему, со временем я решил, будто могу и для себя сделать нечто вроде этого.
— Значит, мы с мамой… Вы просто решили нами воспользоваться, да?
Он слегка качнул головой:
— Я ничего не планировал заранее. История захватила меня — да и нас всех — врасплох и затянула в свой круговорот. Понимаете, так бывает… Что-то происходит, перед тобой открывается возможность, и ты за нее хватаешься. Но вас я совсем не хотел подвергать опасности, поверьте, я говорю правду. И какими бы ни были мои намерения, я все время думал рано или поздно освободить вашу матушку. Вот только первый урок моей профессии, который ты усваиваешь, — редко все выходит так, как ты планируешь. — Он откашлялся и выплюнул сгусток крови, потом вытер рот. — Чего бы это ни стоило, я… — Он оборвал фразу, видимо решив не договаривать. — Мне очень стыдно… за все.