Каждый житель Дома имел собственное убежище, которое почему-то называлось комнатой, хотя состояло из двух комнат. В комнатке поменьше находился туалет, ванна и прочее в том же роде. В той комнате, что попросторнее, имелась широкая постель, шкафчик, в котором всегда обнаруживалась какая-нибудь замороженная еда, и плита, чтобы еду можно было разогреть, а то и приготовить из неё что-нибудь вкусное. Кроме того, на плите жарилось и тушилось добытое Извиром во время его походов. Обычно около плиты колдовала Йю-я. Где она научилась этому искусству, Извир не мог сказать.
Вещи и барахло, чаще всего это была одежда, помимо всего прочего, порой вырастали прямо в комнате, возле двери. Ненужное следовало относить на склад, нужное… оно попадалось очень редко.
Нет места лучше родного убежища! Как любил повторять Извир: в убежище тепло, светло и мухи не кусают. Соседи-домоседы знать не знают, что значит мёрзнуть и мокнуть под открытым небом, а уж о кусачих мухах и слыхом не слыхивали. Мухам, комарам и прочей кусачей мелочи в Длинный Дом хода нет, верней, не было, пока Дом был цел и благополучен.
Невозможное случилось, когда Извир был в дальнем трёхдневном походе. Возвращался тяжело нагруженным. Ему удалось загнать в сеть косулю, и теперь он тащил на плечах освежёванную тушу, заботясь, чтобы кровь не закапала коврик. Шёл, сглатывая усталость, и представлял, как войдёт в убежище, сбросит косулю в ванну и вернётся в большую комнату, раскрывать коврик.
Очутившись на воле, Йю-я вскочит и побежит смотреть косулю. Ахнет, всплеснёт руками… Дальше фантазия Извира не шла. Невозможно представить, как поведёт себя женщина, увидав в ванне убитое животное.
Не довелось сбыться мечтам. Уже издали Извир увидел, что двери Дома непригоже распахнуты, а, подойдя ближе, споткнулся взглядом о трупы, лежащие у ворот и под окнами.
Извир припустил бегом. При этом он не бросил свою ношу, слишком уж трудно было поймать и освежевать косулю.
Никого из убитых Извир не узнал. Возможно, там были соседи, с которыми приходилось встречаться на складе, но их лица были так изуродованы, что в них не только знакомых, но и просто человека признать было трудно.
На третий этаж Извир взлетел единым духом. Сказалась привычка бродить по горам. Дверь его убежища была распахнута, а возможно, и выломана, потому что целая дверь прикроется сама собой.
Извир ворвался в убежище, словно в атаку шёл. Первое, что он там увидел, было мерзкое существо, которое получило прозвание вандалоха, а вернее — вандалошки, потому что оно, кажется, было самкой.
Назвать вандалошку человеком не было никакой возможности. Совершенно звериная морда: круглые жёлтые глаза без проблеска мысли, размазанный нос, пасть с острыми зубами… На волосатом теле ни единого клочка одежды. Вандалошка была ужасно худой, но при этом дряблый живот свисал чуть не до колен. Груди, состоящие, кажется, из одной кожи, доставали до середины живота. Это порождение преисподней хозяйничало в его убежище. Кровать была перевёрнута, постель разодрана. Шкафчик разбит, еда рассыпана по полу. Вандалошка одной рукой подхватывала с пола комки еды и отправляла их в рот. В другой руке самки было зажато молодое деревце, выдранное с корнем, и этой дубинкой вандалошка лупила то по кровати и без того изломанной, то по плите, которая накренилась набок и была раскалена до красна.
— Ты что делаешь? — возопил Извир при виде разгрома.
Вандалошка отпрыгнула в сторону и, не удержавшись на ногах, приложилась задницей к раскалённой плите. Визг, хрип, рычание — всё слилось в едином вопле. Тут уже было не до жратвы, вандалошка прыгнула прочь от плиты. Она не нападала на Извира, просто он стоял на пути. Наверное, надо было отбиваться топором, но Извир не мог поднять оружие против существа, в котором смутно проглядывали женские черты. Извир отмахнулся косулей, которая до того бездельно свисала у него с плеча. Шлепок мясом по мясу был слышен даже сквозь рёв вандалошки. Тварь выронила дубинку и сиганула сквозь выломанную дверь и окно, которое тоже оказалось выломанным.
— Третий этаж! — охнул Извир.
Кинулся к окну, глянул вниз. Вандалошка отползала, волоча сломанную ногу. Она уже не ревела, а не слишком громко подвывала. На шум из дверей выскочили два вандалоха, остановились, в упор разглядывая покалеченную товарку, затем взмахнули дубинками и принялись добивать.