Сверху, с четвёртого этажа доносился треск и вопли, не понять, человеческие или вандаложьи. Там продолжали убивать и бессмысленно ломать всё, что может или не может быть сломано. Зачем? — а чтобы не было.
Кровь в ушах звучала гулкими толчками: «Бежать! Бежать отсюда, пока его не обнаружили!» Орда, которая ворвалась в Дом, как можно понять, разделилась на две части. Одни выламывают убежища четвёртого этажа, другие громят склады на первом. Значит, он со своего третьего этажа может выбраться назад незамеченным, точно также, как он сумел пробраться сюда.
Как быть с людьми, которые, возможно, ещё остаются наверху? Пусть они позаботятся о себе сами, а не просто взывают о помощи.
Собирать было нечего. Всё потребное, что было в убежище, оказалось сломано. Спешно затянутый коврик подвешен на ремне, топор в руке, и многострадальная косуля на плече. Бросать её нельзя, вечером надо что-то есть. Было бы обидно, спастись от убийц и умереть от голода.
Извир скатился по лестнице, никем не замеченный, выбежал под открытое небо и помчал в сторону кизиловой рощи, где по осени собирал кислую ягоду.
Шум погони заставил его оглянуться. Его догоняли два вандалоха, никак те самые, что добивали упавшую самку. Ноги у них были короткие и кривые, но бежали они на удивление быстро. Извир понял, что не уйдёт. Он бросил на землю косулю и поудобнее перехватил топор.
— Что вам надо? Убирайтесь вон!
Преследователи загукали и взмахнули дубинами.
Вандалохов подвела их ненависть ко всему, что не выросло само по себе. Вместо того чтобы бить Извира, первый из набежавших вандалохов попытался ударить по коврику. А может быть, он просто почуял, что противник особо бережёт эту вещь.
Извир взвыл и жахнул топором в покатый лоб врага. Второй вандалох остановился, разинув рот и удивлённо вытянув губы. Спутанная бородёнка торчала словно отдельно от всего. Вандалох привык безнаказанно убивать и представить не мог, что кто-то даст ему решительный отпор. Убить, конечно, могут, но только свои. А тут, какая-то взбесившаяся жертва. Такое не могло войти в голову. Вместо этого в голову вошёл топор.
— Что случилось? — спросила Йю-я. — Мне больно.
— Нас хотели убить. Но я не позволил.
Так начались их скитания. Вернее, скитался один Извир, а Йя-ю безмятежно спала в коврике или читала книжки, в которых рассказывалось об иной жизни, не похожей на настоящую.
Потом, несколько дней спустя, вспоминая разгром Длинного Дома, Извир понял, что орда, напавшая на них, была вовсе не так велика, как показалось вначале. В Длинном Доме проживало в несколько раз больше людей, чем было нападавших. Разгромить орду можно было в два счёта, особенно если найти на складе оружие. Но каждый обитатель Дома укрывался в своём убежище и носа не высовывал, когда убивали соседа. Вот так, по одному, их выковыривали, словно улиток из ракушки. Потому, наверное, и не жалко было погибших.
А пока Извир с Йя-ю под мышкой шёл разорёнными землями. Через степи, где разрушались скорлупки маленьких убежищ, мимо изредка встречавшихся развалин настоящих домов, не таких огромных, как родной дом Извира, но тоже внушавших уважение. Шёл через опустелую страну пагод. Если бы не подсказка жены, Извир так и не понял бы, куда попал. И, наконец, сделав крюк в половину земного круга, вышел в бескрайний лес, где нашёл удивительный боровик.
Не найдя у гриба ножки, Извир осторожно постучал обушком по коричневой шляпке. Звук получился глухой, как бы по сухому дереву.
Извир задумался. Из дерева, насколько он знал, бывают сделаны деревья и двери. Гриб ничуть не напоминал дерево, а вот двери могут быть какими угодно. Такие предположения следует проверять.
Извир опустился на колени и принялся ощупывать стену, казавшуюся сплошной. Старания не пропали втуне, в одном месте обнаружилось что-то вроде шва, и после лёгкого нажатия открылся неширокий проход. Без тени сомнения Извир полез внутрь.
Он был в убежище. Странное и непривычное, всё же это несомненно было убежище. В нём насчитывалась всего одна небольшая комната. Ванна, туалет и умывальник сгрудились в одном углу. Хотя, какой угол может быть в круглой комнате? С другой стороны нашлась широкая постель, заправленная полупрозрачным, сухо шелестящим бельём. Потом выяснилось, что когда бельё измажется, его можно будет содрать с постели, и на следующий день простыни нарастут новые. Шкафчик, низкий и широкий, содержал что-то замороженное, но наверняка съедобное. И только плита оставалась плитой, словно пришла сюда из Длинного Дома. Потолки в грибном убежище были низкие и покатые, стоять, выпрямившись во весь рост можно было только в середине комнаты, ближе к краю приходилось сгибаться, а то и вовсе становиться на четвереньки.