Однажды ночью, когда Андрей, потушив свет и нырнув под одеяло, прижался всем телом к своей красавице, та холодно спросила:
Это от тебя у Катьки ребенок?
От неожиданности Андрей захлебнулся воздухом. Вот уж чего не приходило ему в голову! Он сначала смеялся, потом ругался, потом говорил спокойно, ничего не помогало. Мир в семье рухнул.
4.
Я проснулся поздней ночью. Нестерпимо хотелось в туалет. Спрыгнул с полки, накинул пиджак, проверив в кармане ли сигареты, и пошел по вагону. Поезд стоял. За окнами было темно, только тусклый фонарь освещал ржавую табличку-указатель на платформе. Туалет был закрыт, решив пока перекурить, я вышел в тамбур.
Шел снег. Ветер стих, деревья стояли темные, но на кустарниках уже лежали белые шапки. Я курил, смотрел в окно, и вспоминал, какими глазами отец провожал меня из палаты. Давно не замечаемое мной чувство нежной заботы читалось в них. Наверное, оно было всегда, только я этого не видел.
Много ли я знал об отце, о его жизни, о том, что в ней было до меня? Да и о том, чем он жил до болезни, имел весьма смутное представление…
Отчаянные позывы организма нарушили лирическое настроение, и я вернулся к туалету. Дверь все еще была заперта. Пришлось идти через весь вагон в другой конец.
Все спали, было тихо и тепло, даже душно. Я шел по узкому проходу, уворачиваясь от ног, свисавших с верхних полок. Около своего места остановился, чтобы поправить одеяло, сползшее чуть не до пола. Машинально повернул голову и обратил внимание, что женщины, которой вчера мы давали валерианку, на месте не было. Я посмотрел на багажные полки – вещи все стояли на своих местах. Не особенно удивившись этому (мало ли) пошел дальше.
Проводник стоял около своего купе, скручивая желтый флажок. Я кивнул ему головой и дернул ручку туалета. Было закрыто.
А в ту сторону что, дойти трудно? – откомментировал мое движение ворчливый голос.
Там закрыто.
Занято, наверное, подождать бы мог.
Да ждал я. Откройте, пожалуйста, не могу больше.
Нетерпеливые какие, – проворчал проводник, но дверь открыл.
Я юркнул в санузел и щелкнул задвижкой.
Когда я выходил, поезд уже тронулся, вагон покачивало, колеса мерно постукивали. Проводник стоял около бака с кипятком, наливал чай в стакан.
Ты не сердись на меня, – тихо проговорил он, – испугался я сильно. Десять лет езжу, и ничего подобного не случалось.
Да ладно…
Накричал на тебя.
Врач говорит, больной он. А милиционер как, выживет?
Откуда я знаю? Вроде жив был. Стонал, когда несли.
Там потом женщине плохо стало, рядом с ним сидела. Хорошо, что врач в вагоне оказался.
Хорошо. Чаю не хочешь?
Я согласился, мы прошли в его купе, он достал второй стакан, печенье, мы пили чай и разговаривали. Вернее, говорил он, а я соглашался, кивая головой.
Минут через двадцать глаза стали закрываться, я прислонился к стене и почти уснул, когда проводник, тихо похлопав по плечу, сказал, что уже поздно и шел бы я спать.
Добравшись до полки, я снова обратил внимание, что женщины все еще нет. Бабуля подняла голову.
Сынок, – прошептала она, – ее давно уж нет. Не случилось ли чего?
Кивнув головой, что, мол, посмотрю, я пошел к тамбуру. Туалет был все еще закрыт. Пришлось вновь идти к проводнику.
Он уже лег и на мои слова нехотя открыл дверь.
И что ты предлагаешь? Открывать дверь, а вдруг там кто сидит?
Если сидит, откликнется. Говорил же, у нее с сердцем плохо было.
Тьфу ты, черт. – Проводник накинул пиджак, взял ключ и мы пошли по вагону.
Что вы все ходите? – сонным голосом проворчала молодая женщина, прижавшаяся с края нижней полки. Все остальное место рядом с ней занимал ребенок, спавший, раскинув руки и ноги и открыв рот.
Извините, – прошептал я. Проводник потянул меня за рукав, пошли, мол, и не вступай ни в какие разговоры, тише будет.
Туалет все еще был закрыт. Проводник дернул за ручку, постучал костяшками пальцев. Тишина. Он дернул сильнее. Снова ничего. Пришлось использовать ключ.
Когда дверь открылась, мы увидели, что женщина сидела на унитазе, откинувшись к окну, глаза ее были закрыты, платок сполз, одна рука лежала на поручне, другая – на вороте платья.
Вот дьявол! Умерла, что ли? – дрогнувшим голосом спросил проводник. Я пожал плечами. – Врача надо.
Надо конечно, но я понятия не имел где ее искать. Пошел по вагону, заглядывая в лица спящих пассажиров. Наконец показалось, что нашел. Женщина была похожа на врача, такая же полная и кудрявая. Я наклонился к лицу, она неожиданно открыла глаза, и я понял, что ошибся. Отступать было поздно.
Что нужно? – довольно громко спросила разбуженная пассажирка.