— Дедушка!
Каролина невольно замедлила шаги. В павильоне было темнее, чем на открытом воздухе, но стены были стеклянными, поэтому в глубине павильона было достаточно света.
Джо заторопился, слыша за собой поспешные шаги девушки.
— Спит, наверное, бедняжка! Он уже так стар… — сказала она почти что шепотом.
Но генерал Сомервилль не спал.
Очутившись на пороге павильона, Джо увидел, что за столом в глубоком кресле с высокой спинкой сидит очень, очень старый человек, одетый в белую рубашку и накинутый на нее теплый шлафрок. Его голова была откинута назад, глаза прикрыты, а неподвижная рука, отдыхавшая на столе, сжимала черное вечное перо.
Каролина остановилась и глубоко вдохнула воздух. Она окаменела. Внизу тихо шумели волны прилива, перекатывавшего камни у подножья скалы.
Вдруг девушка отпустила плечо Алекса, в которое она бессознательно впилась пальцами, сделала шаг вперед.
— Дедушка! Дедушка! — закричала она со слезами в голосе.
— Нам нельзя туда входить до прихода полиции.
Он сказал это почти механически, не думая о том, что говорит.
С того момента, как он стал на пороге павильона, его глаза были устремлены в одну точку. На белой рубашке сидевшего виднелось красное пятно, в середине которого торчала рукоятка блестящего стилета. Из-под него медленно текли тяжелые алые капли и скатывались вниз, образуя тоненький ручеек, исчезавший в складках шлафрока.
Глава 4
Золотая фигурка
— Они его убили… — прошептала Каролина. — Дедушка Джон… любимый… его убили.
Она хотела вырваться из рук Алекса, но Джо не пустил ее.
— Я не думаю, что генерала убили, — спокойно сказал он. — Господин генерал, рассейте заблуждение Каролины, иначе мы станем свидетелями подлинного горя.
— Пожалуй, вы правы, сэр, — сидевший открыл глаза и рассмеялся тихим старческим смехом. — Но как вы отгадали?
Каролина сначала застыла на месте, потом закрыла лицо руками.
— Это… это была шутка? — спросила она срывающимся голосом. — Дедушка Джон жив? Ты жив, дедушка?
— Ну конечно генерал жив! Если бы у тебя был опыт в такого рода случаях, ты заметила бы, что рукоятка стилета торчит наискось в разрезе рубашки, что на столе стоит бутылочка с красными чернилами, которые на худой конец могут имитировать кровь, но по цвету несколько темнее, ну, а кроме того, господин генерал не мог совершенно не дышать, правда, господин генерал? Должен признаться, что в первый момент и я потерял голову.
Сидевший медленно вытащил стилет из рубашки и вытер испачканную чернилами руку лежавшей на столе бумагой.
— Я понапрасну испортил хорошую рубашку! — он довольно рассмеялся. С трудом встал, крепко опираясь загорелыми худыми морщинистыми руками на подлокотники кресла. — Мне хотелось убедиться, действительно ли вы, мистер Алекс, столь наблюдательны, как пишут газеты. Прости мне, детка, эту не очень остроумную шутку, — он улыбнулся Каролине озорными серыми глазами, едва видимыми из-под густых серых бровей. — Старикам подчас приходят в голову детские фантазии. Если бы Чанда знал, он никогда бы этого не допустил. Он суеверный, как и все. В стране, откуда он родом, не произносят слова «смерть», но все с ней знакомы, неизвестно откуда. Не так ли, мистер Алекс?
Он протянул ему запачканную руку, которую Джо легко пожал. Каролина вытерла глаза.
— Как ты мог устроить такое, дедушка?
— Как? Просто. Я тебе уже сказал, что хотел убедиться, правда ли твой знакомый действительно такой, каким его считают. А кроме того, я увидел кое-что значительно более важное. Я видел твое лицо, Каролинка. Ты была не только испугана. Ты искренне и глубоко опечалилась, что старый разбойник Сомервилль ушел к своему Создателю.
Каролина уже овладела собой.
— Ох, сама не знаю! — ответила она, стараясь говорить спокойно, хотя ее голос еще срывался. — Думаю, что меня это не очень бы расстроило…
И неожиданно громко расплакалась, уткнувшись головой в плечо старого человека.
— Ну… ну… ну… Успокойся! — генерал снова засмеялся и погладил ее по волосам. Алекс почему-то подумал, что смех был бы гораздо мелодичнее, если бы горло Сомервилля смазали маслом. А так его смех напоминал звук заржавевшего, неожиданно приведенного в действие механизма. — Я принес с собой на всякий случай чистую рубашку, чтобы никто непосвященный ни о чем не догадался. Не хотелось бы внушать ненужные мысли.