— Будь самым лучшим императором! Слышишь? Я в тебя верю! Талиан! Друзья навсегда!
Зюджес кричал что-то ещё, но ветер уносил его слова прочь. Талиан развернулся и, приложив руки ко рту, что было сил прокричал:
— Обязательно буду! Обещаю!
Вот и всё.
Крепость постепенно уменьшалась в размерах — каменистая гряда петляла, выводя всадников к берегу, — пока перед ними не выросли стены Уйгарда.
Талиан редко выбирался в город. По ощущениям, словно со скалы в бурную реку упал и по стремнине пронёсся через пороги. Со всех сторон кричали зазывалы в торговые лавки и голосили мелкие лоточники. Вереницей тянулись рабы с тюками и бочками на спинах. Толкались портовые работяги, нахваливали свежий улов рыбаки, куда-то спешили моряки — в кабак или на корабль, не разберёшь.
Толкотня на улицах, примыкавших к порту, стояла такая, что яблоку некуда было упасть. Даже будучи конным, Талиан едва пробился к нужному пирсу. К нему тут же подлетел взмыленный сота Колбин и отобрал коня, которого, как выяснилось, следовало отвести к другому кораблю, приспособленному для перевозки живого груза.
— Вон те шесть больших военных кораблей да ещё с десяток мелких, торговых — это всё наши. Смотри, не заблудись, — с усмешкой произнёс Демион, который сидел на сваленных горой ящиках и грыз яблоко.
Его тоже приодели в шёлковую тунику и длинный шерстяной плащ, только все украшения были из серебра, а туника синей и с гербом Светлых танов.
Талиан зло скрипнул зубами, но отвечать не стал. Будущий Светлый тан — как же! Чтоб его зулунцы живьём сожрали! Этот титул должен был достаться Зюджесу.
Пнув с досады подвернувшийся под ногу ящик, Талиан в одиночестве дошёл до конца пирса к кораблю, на котором ему предстояло плыть.
Тот оказался просто огромным! Шестьдесят шагов в длину, не меньше, с тремя рядами вёсел и золочёной женской фигурой на носу. Над палубой, в центре корабля, возвышалась мачта с убранным парусом, а вдоль борта красными буквами тянулось название «Маджайра».
Обойдя корабль, Талиан придирчиво осмотрел носовую фигуру. У неё были длинные волнистые волосы до бёдер, высоко вздёрнутый острый подбородок, крупный прямой нос, широкий рот, большие выразительные глаза и просто огромные груди, размером каждая по здоровой дыне. Если фигура и напоминала его сестру, то очень отдалённо.
Однако в том, что корабль назвали в её честь, можно было не сомневаться.
Талиан поднялся по трапу на борт и огляделся. С десяток сергасских воинов устанавливали на палубе шатры из плотной парусины: один ближе к носу судна, другой — к корме. Другие таскали вещмешки и сундуки с ценным грузом, который нельзя было доверять рабам. На носу тан Тувалор беседовал с незнакомым рыжебородым мужчиной в ярко-красной повязке на голове.
Они о чём-то ожесточённо спорили.
По донёсшимся обрывкам фраз, Талиан понял, что капитана корабля — а мужчина оказался именно им — беспокоил ветер и перемена погоды. Он уговаривал тана Тувалора повременить с отплытием. Наивный.
После письма тана Анлетти о промедлении не могло быть и речи.
Тан Тувалор уже вычеркнул из списка церемонию прощания, торжественный выезд и напутствие жрецов главного городского храма, так что никаких задержек в порту не потерпит.
Талиан зашёл в ближайший шатёр и огляделся. Только треть площади пола успели застелить войлочными одеялами. На пустом пространстве голых досок лежали, сваленные в гору, личные вещмешки воинов и тюки с необходимыми в плавании вещами. Возле центрального шеста стоял небольшой столик и сундук с письменными принадлежностями. Оба — редкой и очень дорогой работы мастеров по дереву из Кюльхейма.
Раздевшись до нижней туники, Талиан снял все украшения, завернулся в шерстяное одеяло, подложил под голову первый попавшийся вещмешок и закрыл глаза. Несмотря на прошедшую ночь, он чувствовал себя уставшим и невыспавшимся. Но всё вокруг было слишком непривычным, чтобы уснуть: ритмично поскрипывали доски, пахло деревом и смолой, волны с плеском бились о борт, то и дело кричали или крепко бранились друг с другом матросы.
Зюджес называл корабли домом. Говорил, если не слышит, как гребцы под размеренную барабанную дробь налегают на вёсла, то час-другой будет ворочаться, прежде чем уснёт.
Талиан снял с шеи серебряный треугольник и поднёс к глазам. Дырки для цепочки были пробиты в углах с буквами «С» и «А», подчёркивая первоочерёдность брака Адризеля и Суйры. Подобным образом треугольник носили только в Сергасе. На внешней стороне пластины был выгравирован круг, перечёркнутый пополам вертикальной стрелой. Так изображали символы Суйры — щит и нацеленное в небо копьё. И в довершение на внутренней стороне Зюджес нанёс семейный девиз: «Погибай, но не сдавайся!»