Если отца убил кто-то из знати…
Если это был внутренний переворот…
То у заговорщиков должен быть на примете кандидат, который займёт опустевший трон и отплатит им за участие в своём продвижении.
Сердце тревожно забилось где-то в горле, а на висках выступил пот.
— Это не я! Адризелем клянусь, я тут ни при чём!
Тан Тувалор отбросил притворство и сел в кресле ровно, на полкорпуса развернувшись вправо. И рука его как бы невзначай легла на рукоять кинжала, висевшего у пояса, с которым тот никогда не расставался.
— Тогда ответь мне, почему в своём письме Маджайра указывает на обязательство вступить в брак с Гедеоном III Шалейранским, препятствующее тому, чтобы она могла занять трон, и просит тебя в кратчайшие сроки прибыть в столицу для коронации.
— Сестра… жива?!
Талиан часто-часто заморгал и прижал кулак ко рту, чтобы скрыть за ним улыбку. Наставник терпеть не мог сильных проявлений эмоций, утверждая, что мужчину красит сдержанность. Но сейчас Талиану хотелось кричать и прыгать от радости: раз Маджайра была жива, ещё не всё потеряно. Он ещё сможет вернуться домой. Спустя двенадцать лет — домой. К тому, кто его любит и ждёт до сих пор.
Неожиданно в дверь постучали.
— Простите за вторжение. — Талиан вздрогнул, услышав виноватый голос соты Колбина. — Я разместил императорского гонца в гостевых покоях, как вы и велели, мой тан. Когда мне прислать портного к мальчишкам? Вы по-прежнему настаиваете на одном парадном костюме?
Полуобернувшись, Талиан увидел замершего в полупоклоне соту Колбина. На лбу толстяка блестели капельки пота, а лицо раскраснелось. Не иначе как от быстрой пробежки. В руках он держал грифельную доску для записи распоряжений.
— А чего на них хорошую материю переводить? — в голосе тана Тувалора появились ворчливые, старческие нотки. — Всё равно в дороге, что бы ни надели, к концу пути оно провоняет потом и засалится.
— Мой тан, — сота Колбин поднял голову, и Талиан чуть рот не разинул, впервые увидев на его лице такое скорбное выражение, — не смею вам возразить, но молю вспомнить о родовой чести. Люди будут судить мальчиков по их облику. Не хотелось, чтобы жирное пятно на одежде стало бы потом препят…
— За мужчину должны говорить его дела, а не костюм.
— Но матросы из простого народа, недалеко от тупой скотины ушли. Они увидят скромный костюм на будущем императоре — и растреплют об этом в первом же кабаке. И будут трепать своими грязными языками в каждом порту. — Сота Колбин страдальчески заломил руки, едва не роняя грифельную доску. — Разве не ваш священный долг защищать и преумножать величие и достоинство рода Морнгейлов? Разве не этому вы клялись, принося присягу императору Гардалару Фориану Язмарину?
— Ну что мне за наказанье! — воскликнул тан Тувалор и тяжело вздохнул, а потом, чего не случалось на глазах Талиана, наверное, никогда, уступил чужим доводам. — Пусть будут два дорожных костюма и один парадный. Но гердеинский шёлк трогать не смей! И тонкую шалейранскую шерсть! И…
— Исполню всё в лучшем виде, мой тан. Простите, что потревожил.
Сота Колбин поспешно поклонился и вышел, закрыв за собой дверь. Короткая передышка закончилась, но тан Тувалор не спешил продолжать разговор. Он зачарованно смотрел на догорающие угли, между которыми то и дело пробегали языки огня, и что-то молча обдумывал.
Талиан не мог терпеливо ждать, когда наставник снова заговорит, поэтому спросил первым:
— Вы считаете, я замешан в заговоре против отца?
— Нет, — ответ тана Тувалора прозвучал непререкаемо твёрдо, как в лучшую пору молодости. — Но я должен был в этом убедиться. Потому что заявление Маджайры о помолвке может быть и ловушкой, и скрытой мольбой о помощи. Но правдой оно, видит Суйра, быть не может. Иначе мне было бы известно об этой помолвке.
— Могу я увидеть письмо, чтобы убедиться, что его написала Маджайра?
— Да, конечно.
Наставник протянул ему свёрнутый пергамент, и Талиан впился взглядам в строки:
«Я, Маджайра, дочь императора Гардалара Фориана Язмарина из рода Морнгейлов, пребывая в добром здравии, по собственной воле отказываюсь от престола в пользу младшего брата Талиана Шакрисара, потому как существует сокрытое ранее обязательство, данное моим отцом Гедеону III Шалейранскому. Седьмого дня рагелиного онбира месяца Чёрного снега в год семьсот шестьдесят второй от основания Морнийской империи был заключён брачный союз между мной и Гедеоном III, правителем Шалейрана.