И повернулся к Тане.
– Угадал! – обрадовала его Татьяна. – Перед вами Борис Журавлев! Собственной персоной!
– Где ты его нашла? – спросил чей-то голос. – Он живет за тыщу верст отсюда!
– Как ты его отыскала? – поддержал другой.
– Ну, Танька, ты молодец! – восхищенно произнес еще кто-то. – Каждый раз чем-нибудь да удивишь!
– Садись рядом со мной, Боря! – пригласил его тот, в голосе которого Журавлев узнал пристыженного Таней любителя выпить. – Треснем по рюмахе за встречу!
– К тебе я его не пущу! – решительно возразила Таня. – Садись вот здесь, Боря. Всех узнал?
– Что значит садись? – возразила усатая, оторвавшись от салата. – Неправильно это! Пусть сначала скажет, кто есть кто. Мы его узнавали, теперь посмотрим, как он справится. Тогда и примем в компанию.
– Поддерживаю, – согласился с ней картавый блондинистый мужчина со сверкающей, во всю голову, лысиной.
Если бы не картавость, Журавлев никогда и ни за что не узнал бы в нем комсомольского активиста и своего главного конкурента на математических олимпиадах.
– Саша Баракин? – осторожно спросил он.
Справа от него снова мелькнула вспышка фотоаппарата. Толстяк усердно фиксировал историческую встречу.
– Я же всегда говорил, что хорошего человека лысина не портит! – довольно проговорил картавый. И обвел всех самодовольным взглядом.
– Молодец! – похвалила Журавлева Таня. – Перед тобой один из главных энергетиков города.
Неудивительно, подумал Журавлев. Папа у Сашки был большой шишкой как раз в энергетике. Подготовил себе смену.
– А вообще Саша очень разносторонняя личность. Он и психолог, и экстрасенс, и… Саша! Кто ты еще?
– Уфолог, – с улыбкой произнес Баракин.
– Саша умеет лечить души, – продолжала Таня. – Так что, если есть нужда поправить что-то в судьбе, – обращайся к нему.
– Только смотри, Боря! – предупредительно поднял палец пират. – Не пришлось бы пожалеть! Если есть какие-то тайны, в том числе сердечные, – лучше не ходи к нему. Сашка – он такой! Влезет в душу и все твои потроха на всеобщее обозрение выставит!
– Ты-то откуда знаешь? – фыркнула горбоносая. – Был у него?
– Был! – подтвердил Баракин, загадочно улыбаясь.
– Ну-ка, поведай, что же такое особенное ты в глубинах его мозга увидел? – нахмурилась обладательница усов.
– Не могу! – уже серьезно ответил Баракин.
– Тайна исповеди! – понимающе кивнул краснощекий толстяк.
– Какие в этой голове, прости господи, тайны? – покачала головой усатая леди. – Разве что признался, как в бытность боцманом спер со своего парохода бочку краски «слоновая кость». Хорошая была эмаль! Польская!
– Ты откуда знаешь? – прищурился недобрый.
– Он мне ее на ремонт давал.
За столом раздались смешки.
– Так ты был расхитителем социалистической собственности? – развеселился недобрый. – А вы все – подельники Костяна?
– Не подсказывать! – хлопнула ладонью по столу Таня.
– Да я вижу, что Боря его уже узнал! – стал оправдываться недобрый.
– Костя Смурной! – сказал Журавлев, глядя на пирата.
Пират утвердительно кивнул.
– Наш моряк! – сказала про него Таня.
Журавлев вспомнил, что видел однажды Костю в Питере. Через несколько лет после школы. Он знал, что Костя выучился на матроса первого класса и плавает за бугор. Журавлев ехал в трамвае и, когда заметил на улице молодого смуглого парня в белом костюме, сразу узнал в нем одноклассника. Такой костюм в те времена можно было купить только за границей. Потому носили их исключительно моряки. Трамвай проехал, и пообщаться с Константином не удалось.
– Нечестно! – возмутилась сторонница трезвого образа жизни. – Ему подсказали!
– Да ладно ты! – примирительно сказала дама с усами. – Не мешай! Давай, Танюша! Действуй!
Таня показала на высокую, с прямой спиной моралистку. Губы поджаты. Сквозь стекла очков пристально смотрят строгие глаза. Первое впечатление отрицательное. Почему-то кажется, что она недовольна жизнью. Не только своей, но вообще как явлением.
– Ну! – теребила Журавлева Таня. – Кто это?
– Затрудняюсь! – виновато улыбнулся Борис, судорожно перебирая в голове одноклассников, зримо представив их сидящими за партами. – Люся Третьякова?
– Ну, ты сказал! – торжествующе ответила Сашкина соседка.
Было непонятно, чего в ее голосе больше: удовлетворения тем, что за прошедшие годы она изменилась до неузнаваемости, или наслаждения от того, что Журавлев прокололся. Сидящие за столом оживились.
– Ну что ты! – с легким сожалением сказала Таня. – Люсе не до нас. В Москве живет. В главном оркестре страны на скрипочке играет.