Витольд Шабловский. Убийца из города абрикосов. Репортажи из Турции
В место предисловия
Желто-белый паром кряхтит, сопит, выплевывает в небо облако дыма и отчаливает.
Мы плывем из Европы в Азию. Путешествие занимает минут пятнадцать. На палубе, рядом, — бизнесмены и нищие, женщины в чадрах и девушки в мини, атеисты и имамы, проститутки и дервиши, святые и грешники. Вся Турция на одном пароме.
— Капитаны этих колоссов — современные Хароны, — говорит Тайфун, мой знакомый поэт из Стамбула. — Почему? Потому что путешествие через пролив Босфор прекрасно и тревожно. Как смерть.
На самом деле Хароны — бесстрастные профессионалы. Иначе нельзя. Босфор очень узок, в некоторых местах шириной всего несколько сот метров, при этом ежедневно здесь проплывают тысячи кораблей и лодок. Необходимость маневрировать в таких водах, а затем подвести паром — с точностью до сантиметра — к небольшой пристани не оставляет места ни романтизму, ни греческой мифологии.
Разве что ты пассажир. Тогда — пожалуйста. Когда заходит солнце и над городом разносятся голоса тысяч муэдзинов, славящих Аллаха, тогда стихают разговоры, а люди впадают в меланхолическое и метафизическое настроение. Я часто пользуюсь моментом и спрашиваю попутчиков-турок: как вам живется с этим проливом? Каково это — каждый день пересекать границу между континентами?
Они пожимают плечами. Не понимают. Пролив как пролив.
Только поэт Тайфун не удивляется вопросу.
— Во мне самом есть такой пролив, — говорит он и бросает большой кусок булки преследующим паром чайкам. — В жизни каждого турка сотни раз на дню сталкиваются традиция и современность. Шляпа и чарчаф. Мечеть и дискотека. Евросоюз и неприятие Евросоюза.
Тайфун попадает в десятку. Невидимый глазу пролив проходит через всю Турцию. По утрам мои приятельницы-турчанки пьют эспрессо со своими возлюбленными, едят круассаны и беседуют о мировой литературе. А после обеда надевают платки и отправляются в гости к бабушкам на чашечку кофе по-турецки.
Мои приятели-турки пьют пиво и ходят на дискотеки. Но стоит им слегка перебрать, как они запевают песни двухсотлетней давности. Ведут себя так, будто им не страшен ни Аллах, ни Магомет, но в Рамазан строго соблюдают пост, а стоит их сыновьям подрасти, готовятся к обрезанию.
Я сам на консервативном Востоке видел имамов, вешающих возле мечетей флаги Евросоюза. В магазинах одежды для консервативных турчанок продается сексуальное нижнее белье. «Раз уж женщине приходится закрывать лицо днем, — объясняет мне продавец, — ей только сильнее хочется нравиться мужу по вечерам».
У жизни на границе есть свои плюсы. Турки находчивы, быстро учат языки, умеют мгновенно расположить к себе человека из любого уголка земного шара. Хотя худшее геополитическое положение вряд ли можно себе представить, ведь Турция граничит с неспокойными Сирией, Ираном и Ираком; в то же время это часть Ближнего Востока, Кавказа и Балкан — турки умеют ладить со всеми.
Но за жизнь на границе приходится и платить. Запад считает турок фанатиками. Восток — прислужниками Запада. Аль-Каида устраивает на берегах Босфора теракты, а Европейский союз вот уже полвека не спешит принять Турцию в свои ряды. Слишком уж она большая и чуждая по культуре.
Наш паром достиг середины пролива. Мы смотрим издалека на два моста, соединяющие берега Босфора. Поэт Тайфун смотрит то на европейский, то на азиатский берег. Наконец вздыхает:
— Каждый турок — это такой мост.
Это из любви к тебе, сестра
1. Хатидже прикрывает рукой рот, словно боится, что из нее посыплются слова. Она не хочет говорить. Она никогда ни с кем об этом не говорила. И не собиралась.
Я убеждаю ее, что ей ничего не грозит.
Но дело не в страхе. Хатидже попросту не знает, как рассказывать о том, что ей довелось пережить.
Как рассказать об отце? Во всем мире отцы любят своих дочерей.
Отец Хатидже хотел ее убить.
Как рассказать о матери? Мать должна защитить дочь собственным телом.
А мать Хатидже кричала мужу: «Когда ты наконец убьешь эту шлюху?!»
Как рассказать о брате, который пришел в ее дом с ножом?
О сестре, с которой с малых лет они спали в одной кровати и которая не захотела ее предостеречь?
Если бы муж Хатидже, Ахмет, не был сильным человеком, ее бы уже не было в живых.
Мы встречаемся в их доме. Уславливаемся, что, если они не в состоянии будут говорить, я не стану настаивать.
Хатидже встречает меня в шароварах с восточным узором. На голове у нее платок, плотно прикрывающий волосы. У Ахмета пышные усы, на нем фланелевая рубашка в клетку. Обоим по двадцать два года. Они вместе пять лет. Об их браке, как и почти обо всех браках в деревне, заранее договорились родители. Но они очень счастливы.