В конце письма матушка осторожно спрашивала Мэри, а не желает ли Шелагуров посватать Ксению за Андрея? Тогда Мэри лишь посмеялась: планы ее были иными, но теперь стало не до смеха. Если Шелагуров выдаст Ксению за Разруляева, Петербурга ей не видать. Никогда.
Она сама написала Андрею. Пригласила на именины золовки, вкратце обрисовав диспозицию. В успехе кузена не сомневалась: тот с юных лет пользовался успехом у дам, сама в отрочестве сохла по нему. К тому же писатель. Ксению, любительницу почитать, сие сразит наповал.
Гуравицкий явился в Титовку утром, Шелагуровы как раз завтракали. Мэри изобразила удивление, Андрей подыграл. Ошарашенному появлением незваного гостя Александру Алексеевичу ничего не оставалось, как предложить новоявленному родственнику чувствовать себя как дома и уступить свою лошадь для прогулки.
Все шло по плану — Ксения влюбилась в Андрея сразу. И даже внезапное появление Разруляева ничего не испортило. Как же жалок был и смешон задыхающийся толстый человечек, от которого сбежал конь.
После отъезда молодых людей Сергей Осипович вернулся в лес. Наученный горьким опытом, на этот раз Приказа привязал. Нарвав ромашек, снова оседлал коня и помчался в усадьбу.
Первым делом пошел доложиться.
— Где тебя черти носят? — накинулся на него Александр Алексеевич.
— Гроза, завалы…
— Здесь такое… — начал Шелагуров, но, взглянув на напольные часы, сразу перешел к главному: — Объяснился?
— Только приехал.
— Ступай немедленно.
Пробежав по коридору второго этажа, Сергей Осипович постучался в комнату возлюбленной.
— Войдите! — крикнули оттуда.
Именинницу уже успели переодеть из амазонки в атласное синее платье, теперь горничная колдовала над ее прической.
— Сергей Осипович! — воскликнула Ксения, увидев управляющего в зеркале. — Как хорошо, что зашли.
— Хочу еще раз извиниться, Ксения Алексеевна…
— Не берите в голову. Я не упала.
— …и поздравить с именинами. — Разруляев вытащил из-за спины букет.
— Ах, ромашки! — выразила восторг Ксения. — Мои любимые.
— С вашего позволения поставлю. — Сергей Осипович повернулся к прикроватному столику, где всегда стояла ваза. Но, о ужас, увидел в ней чужой букет. Необыкновенный! Дюжина, если не больше, невиданных им никогда темно-синих роз.
— Правда, прелестны? — спросила Ксения, по-прежнему наблюдавшая за Разруляевым в зеркале.
— Неужели Александр Алексеевич?
— Что вы! Мой брат — известный эконом. Конечно же, Гуравицкий.
Чтобы купить чудо-розы, Андрей заложил отцовские часы. Дела его шли отвратительно: солидные редакции его опусы отвергали, несолидные платили копейки. Письмо от полузабытой кузины с предложением очаровать неопытную барышню поступило как нельзя кстати. Ежели дельце выгорит, прощай опостылевшие криминальные романы (только их и печатали), можно засесть за нечто серьезное, что непременно прославит.
— Такие розы выращивают только в Императорском ботаническом саду, — сообщила Ксения. — А у Андрея там служит приятель. Продал по знакомству. Бешеных денег стоят.
— А по мне, так лучше васильков цветов не бывает, — высказался уязвленный Разруляев.
— Потому что платить за них не надо, — тихо, так, чтобы слышала только Ксения, прокомментировала горничная.
— Ты еще долго? — взвилась на нее барышня. — Сколько можно причесывать? Ступай.
— Как прикажете, — проворчала Фекла и с нескрываемым неудовольствием на лице, уж больно хотелось подслушать разговор, удалилась.
Когда закрыла дверь, Ксения бросилась к Сергею Осиповичу. Сердце его забилось. Неужели? Неужели поцелует?
— Сергей Осипович, миленький, как хорошо, что зашли.
— Не мог не поздравить, — сказал он, протягивая букет.
— Меня всю переполняет. — Ксения приняла цветы. — А поделиться не с кем. Мэри мне не подруга. А брат… Брат по-прежнему считает меня малышкой. Только вы здесь друг, мой единственный друг. — Она чмокнула Разруляева в щеку. — Только вам могу открыться.