Полицейские наручники очень похожи на игрушечные, которые мальчишки покупают по тридцать центов. Отличие заключается только в том, что у полицейских наручники настоящие. Они сделаны из стали и представляют собой миниатюрную переносную камеру пыток. В сталь вделан подвижной рычажок с зазубренным краем, который больно впивается в тело. Зазубренный выступ двигается только в одном направлении — вперед. Точнее, его можно задвинуть обратно, в его стальную оправу, но для этого необходимо крутануть его на триста шестьдесят градусов. Перед тем как наручник надевают на запястье, его замок необязательно отпирать ключом. Офицер полиции, производящий арест, попросту двигает рычажок до тех пор, пока он не защелкнется на запястье задержанного. Затем полицейский вставляет ключ в замок — и готово. Запястье не дает зубчатому краю снова описать круг. Для того чтобы снять наручники, ключ необходим.
Кольца наручников соединены металлической цепью в три звена. Хотя их и называют браслетами, носить их совсем не удобно. Если постараться, можно надеть их так, чтобы они не слишком больно впивались в плоть. Но обычно полицейским, которые производят арест, не до нежностей. Им важно как можно скорее заковать преступника. Офицер полиции сжимает наручник, выводя наружу рычажок с зазубренным краем, надевает браслет на запястье арестованного и надавливает на него до тех пор, пока рычажок не вопьется в кость. После наручников руки немилосердно болят; кожа на запястьях часто бывает изодрана в клочья.
С человеком, которого Мейер втолкнул в комнату для допросов, особенно не церемонились. Он затеял перестрелку с целым взводом полицейских; когда его, наконец, схватили, то заковали в наручники с особой мстительностью. Теперь при любом движении арестованный морщился от боли. Когда Мейер с силой втолкнул его в комнату, задержанный невольно задвигал руками, пытаясь сохранить равновесие, и зубчатый рычажок еще глубже впился ему в руку.
— Авторитета из себя корчил, — пояснил Мейер Хоузу. — Пытался справиться с половиной участка. Значит, ты у нас герой?
Задержанный ничего не ответил.
— Вломился в ювелирный на углу Десятой и Калвер, — продолжал Мейер. — Он был внутри с пушкой, когда его заметил патрульный офицер. Храбрый парень. Грабеж средь бела дня. Ведь ты храбрец, да?
Задержанный молчал.
— В ту секунду, как он заметил патрульного, сразу открыл огонь. Парни, которые объезжали квартал на машине, услышали стрельбу и подоспели на помощь, а перед тем сообщили по рации ближайшей к ним бригаде. Те уже позвонили сюда, прося подмоги. Настоящая битва, осада, правда, герой? — спросил Мейер.
Задержанный не проронил ни слова.
— Садись, герой, — пригласил Мейер.
Задержанный сел.
— Как тебя зовут?
— Луис Галлагер.
— Прежде бывал в переделках, Галлагер?
— Нет.
— Мы все равно проверим, так что не пудри нам мозги.
— Я никогда не бывал в переделках, — заявил Галлагер.
— У Мисколо кофе есть? — поинтересовался Клинг и пошел вниз. Карелла поднимался ему навстречу. — Сплавил ее, Стив?
— Да, — отозвался тот. — Ну, как там в доках?
— Жарко.
— Домой-то собираешься?
— Ага. Только кофейку глотну.
— Ты лучше пока не уходи. У нас тут псих на воле болтается.
— Какой еще псих?
— Прислал нам письмо. Собирается прикончить сегодня вечером какую-то бабенку. Оставайся. Ты можешь понадобиться Питу.
— Я устал, Стив.
— Не шутишь? — спросил Карелла, входя в отдел.
— У тебя ведь уже были приводы, Галлагер? — допытывался Мейер.
— Нет. Я ведь вам говорил!
— Галлагер, на нас висит много нераскрытых грабежей.
— Ваши проблемы. На то вы и копы.
— А может, все наши «висяки» — твоих рук дело?
— Сегодня я взял магазин, потому что мне нужны бабки. Вот и все. Я первый раз пошел на дело. Лучше снимите с меня браслеты и отпустите!
— Ах, братишка, ты меня просто сразил наповал, — вмешался в разговор Уиллис и, повернувшись к Хоузу, пояснил: — Он был готов нас всех перестрелять, а теперь просит прощения.
— Кто просит прощения? — обиделся Галлагер. — Я ничего не прошу. Я предлагаю пойти на мировую!
Уиллис уставился на арестованного так, словно тот был опасным психом, который готов полосовать бритвой случайных прохожих.
— Должно быть, это жара виновата, — сказал он невозмутимо.
— Да ладно вам! — тянул свое Галлагер. — Ну так как? Может, дадите мне передохнуть?
— Слушай…
— Да что я такого сделал? Немного пострелял? Может, я кого-то ранил? Нет. Я просто немного вас позабавил. Будьте умниками. Снимите с меня ваши браслеты и отпустите меня подобру-поздорову.
Уиллис удивленно поднял брови:
— Мейер, представляешь, оказывается, он не шутит.
— Ладно тебе, Мейер, — опять начал Галлагер, — будь ум…
Тут Мейер дал ему пощечину.
— Не разевай пасть, герой, пока тебя не спрашивают! И не тычь мне, я тебе не сват и не брат. Так это твое первое ограбление?
Галлагер посмотрел на Мейера, прищурив глаза, и потер о плечо саднящую щеку.
— Ну, легавый, это я тебе припомню!
Мейер снова его ударил.
— Сколько еще у тебя ограблений на территории нашего участка?
Галлагер молчал.
— Тебе задали вопрос, Галлагер, — подтолкнул его Уиллис.
Галлагер перевел взгляд на него, окатив волной ненависти.
Карелла присоединился к коллегам.
— Ну и дела! — присвистнул он. — Привет, Луи!
Галлагер посмотрел на него невидящим взглядом.
— Я вас знать не знаю, — буркнул он.
— Да ладно тебе, Луи! — проговорил Карелла. — Должно быть, память отшибло. Разве ты меня не помнишь? Стив Карелла. Подумай, Луи!
— Ты что, тоже коп? — спросил Галлагер. — Я тебя первый раз в жизни вижу!
— Помнишь булочную, Луи? Давненько дело было. Булочная на Южной Третьей. Теперь вспомнил?
— Я пирожных не ем, — хмыкнул Галлагер.
— Ты там не пирожные покупал, Луи. Ты там кассу брал. А я случайно проходил мимо. Теперь вспомнил?
— А-а, — протянул Галлагер, — вон что!
— Когда вышел, Луи? — поинтересовался Карелла.
— Какая разница? Вышел, и все.
— И опять за свое, — констатировал Мейер. — Так когда ты освободился?
— Тебе дали десять лет за вооруженное ограбление, Галлагер, — напомнил Карелла. — Что случилось? Срок скостили за примерное поведение?
— Ага.
— Когда ты вышел? — снова спросил Мейер.
— С полгода назад, — ответил Галлагер.
— Наверное, понравилось жить за счет штата? Так и рвешься назад, в тюрягу.
— Да ладно вам! — опять заныл Галлагер. — Отпустите меня, и дело с концом! Почему вы такие нудные?
— Нет, почему ты такой нудный, Галлагер?
— Обстоятельства заставили, — объяснил Галлагер. — Это вынужденно.
— Многое я повидал на своем веку, но чтоб такое! — воскликнул Мейер. — Вор-психиатр. Это уж слишком, это уж слишком. Шагай отсюда, придурок, с тобой хочет побеседовать лейтенант. Встать! Пошел!
Зазвонил один из телефонов. Трубку снял Хоуз:
— 87-й участок, Хоуз слушает.
— Коттон, говорит Сэм Гроссман.
— Привет, Сэм. Ну как?
— Ничего особенного. Отпечатки совпадают с теми, что на бинокле, но… В общем, посмотрим правде в глаза, Коттон. У нас нет времени обследовать ту квартиру как положено. Во всяком случае, до восьми вечера.
— А что? Который час? — спохватился Хоуз.
— Седьмой, — ответил Гроссман.
Хоуз посмотрел на настенные часы. Действительно, уже пять минут седьмого. Куда ушел последний час?
— Да… Слушай… — начал было он, но тут же забыл, о чем хотел спросить.
— Тебе может помочь только одно, — сказал Гроссман. — Может, ты уже видел.
— Что такое?
— Мы нашли ее на кухне. На подоконнике, за раковиной. На ней свежие пальчики подозреваемого, так что он, может, ею пользовался. Во всяком случае, вертел в руках.
— Что такое вы нашли, Сэм?
— Карточку. Ну, знаешь, реклама закусочной.
— Какого заведения? — Хоуз схватил карандаш.
— Закусочная или ресторанчик называется «Джоу-Джордж». Два слова, через дефис. Не «Джо», а «Джоу», с «у» на конце.
— Адрес!
— Северная Тринадцатая, 336.
— На карточке еще что-нибудь есть?
— В верхнем правом уголке надпись: «Вкусная еда».
— Спасибо, Сэм. Я еду туда.
— Давай. Может, подозреваемый там обедает? Кто знает? А может, он один из владельцев.
— Джоу или Джордж?
— Все может быть, — ответил Гроссман. — Ты ведь не думаешь, что наш шутник жил в той квартирке?
— Нет, а ты?
— Есть некоторые признаки того, что квартирка обитаема, но все они недавние. Ничего постоянного. Моя версия такова: он использовал снятую квартиру как некое убежище или плацдарм.
— Вот и я так думаю, — поспешно согласился Хоуз. — Сэм, с удовольствием поболтал бы с тобой, но уже поздно. Я лучше поеду в тот ресторанчик.
— Давай, — отозвался Гроссман. — Удачи тебе!