— Надо признать, что да, — кивнула блондинка, наградив меня одобрительным взглядом. — Я бы, конечно, с удовольствием и дальше послушала про эгофутуризм, но у нас ещё много абитуриентов. Давайте прейдём к Островскому.
— Не возражаю, — проговорил мужчина. — Скажите, господин Оболонский, какую из трактовок смерти Катерины вы считаете наиболее правильной? И аргументируйте, пожалуйста.
— Ту, в которой она предстаёт святой, разумеется, — ответил я.
— Вот как? — приподнял брови председатель комиссии. — Очень любопытно. Извольте объясниться.
Я начал приводить доводы. Слушали меня внимательно, не перебивая. Когда я закончил, экзаменаторы переглянулись.
— Что ж, лично я вполне удовлетворён, — сказал мужчина. — Как, по-вашему, коллеги?
— Это лучший ответ, который я слышала сегодня, — проговорила худышка. — Такие студенты нас однозначно нужны.
— Возражения? — обратился мужчина к блондинке.
— Никаких! Это стопроцентная пятёрка.
Получив в табель отметку, я поблагодарил комиссию и вышел из аудитории. Осталось сдать русский язык и историю.
В коридоре заметно опустело. От тех, кто находился здесь с утра, осталось меньше трети.
Я уже хотел было свалить, как ко мне подошли три девушки. Одна из них вошла вместе со мной, но чуть раньше. Кажется, ей достался первый вопрос по Достоевскому.
Очень симпатичная, со стрижкой каре, брюнетка в коротком платье и белых кроссовках.
— Ну, как? — спросила она. — Сдал?
— Да, спасибо, — ответил я, слегка удивившись.
— Поздравляю. Ты ведь Оболонский?
Видимо, слышала, как я назвал комиссии свою фамилию.
— Он самый. С кем имею честь?
— Анастасия Потёмкина, — представилась девушка. — Это твой особняк на Малой Морской? Запущенный такой, на дом из фильмов ужасов похож.
— Думаю, ты не ошиблась. Как раз занялся ремонтом.
— Ясно. Круто. А не хочешь…
— А ты не хочешь представить нас? — вмешалась девушка с выкрашенными в зелёный цвет торчащими во все стороны волосами. — Или мы тут для мебели стоим?
— Ах, да, простите! — спохватилась брюнетка. — Марина Назарова, Стефания Леманская, — указала она на невысокую подружку в очках кэт-айз и с двумя косами пшеничного цвета.
Та робко улыбнулась и потупилась, ещё сильнее прижав к груди стопку конспектов.
— Рад знакомству, — сказал я. — Вы все сдали?
— Ага, — кивнула Назарова. — На пятёрки. Так что есть надежда, что поступим. Если остальные экзамены не завалим. У меня с историей не очень, а за русский я спокойна.
— Может, перекусим вместе? — предложила Потёмкина. — Тут есть недалеко ресторанчик. Я лично проголодалась, как волк. С утра ничего не ела.
— Давайте, — согласился я. — Нужно же знакомиться, верно?
— Вот-вот, и я о том же! — просияла Анастасия. — Может, мы в одну группу даже попадём. А если даже и нет, всё равно факультет-то один.
И мы отправились в ресторан.
Местечко оказалось миленькое и тихое. Заказали кто что. Я взял плов. Пока ждали, делились впечатлениями от экзаменов. Только Стефания говорила совсем мало, больше отмалчивалась и старалась на меня не глядеть. Стесняшка, что ли?
— А у тебя кто был председателем, Вов? — спросила Марина, уплетая отбивную со спагетти.
— Понятия не имею, — ответил я. — Какой-то мужик.
— Наверное, профессор Викулов, — сказала Потёмкина. — Я слышала, он был на экзамене. Толстый такой, да?
— Ну, не худенький, — согласился я.
— Тебе повезло, — сказала Назарова. — Его слово имеет большой вес.
— Ой, да ему вообще не о чем беспокоиться! — махнула вилкой Анастасия. — Все знают, что парней берут в первую очередь. Тем более, на филфак. Надо постараться, чтобы пролететь.
— Ну, вряд ли прямо так, — сказал я.
— Да именно так, — решительно ответила девушка. — Парней на филфаке всегда мало. Кстати, почему ты пошёл туда?
Я пожал плечами.
— Люблю литературу.
Технические науки мне тоже нравились, но только как прикладные. Он нужны мне были для работы с машиной и изучения местных технологий, но ими я мог заниматься и дома. Впрочем, как и литературой. Если подумать, я пошёл на филфак просто, чтобы иметь высшее образование. В среде аристократии это считалось хорошим тоном. Если у тебя есть диплом, тебя воспринимают всерьёз.
Кроме того, учёные степени открывали доступ к запрещённым для широкой публики книжным фондам. Несмотря на публичные сожжения гримуаров, большая часть сохранялась хотя бы в нескольких экземплярах для изучения. И, если ты писал соответствующую научную работы, ты мог их увидеть. Конечно, не все. Были книги, о существовании которых знали только высшие отцы Церкви и тайных служб. Но многое всё же становилось доступным.