Правда, никто из них почему-то не просил Лонгвэлла вернуть деньги и никто не шел в полицию с повинной.
Кстати, о полиции. Поскольку Билл Лонгвэлл действительно был когда-то агентом Интерпола, то с полицией он не шутил и, конечно, понятия не имел, кто, как и когда выполнял столь рискованные заказы. Больше того, он и не хотел этого знать! Единственной его заботой было оставить в абонентном ящике № 9 почты на Сорок третьей улице конверт с половиной полученного гонорара и короткую информацию о заказе. И все. И вдруг – этот визит.
– На какой срок у него виза? – нервно спросил он у посетителя.
– На месяц. Посольство всегда дает визу с запасом, даже если летишь на два дня.
– А на какое число билет?
– Он может улететь в любой день. Билет с открытой датой.
– У него есть деньги?
– Семьсот с чем-то долларов. Те, что он взял с кошельком Натана, когда отключил его. – Посетитель не очень грамотно говорил по-английски, и у него было тяжелое «г».
– А ты уверен, что он выполнил заказ?
– И еще как! Первый класс! – Посетитель положил на стол свежий дневной выпуск «Нью-Йорк пост». На первой странице был крупный заголовок «Смерть в Скарсдейле» и фото женского трупа на пороге оранжереи. – Полиция считает, что это не убийство, а самоубийство после полового акта. То есть даже без насилия!
– Но тогда это совсем глупо! Выполнить заказ, за который он мог получить две тысячи, а взять только семьсот и сбежать! За такую чистую работу ему можно было даже добавить! И главное, у меня есть новый заказ! Ты уже сообщил в Москву?
– Еще бы! Они теперь встречают каждый рейс из Нью-Йорка, а мои ребята дежурят тут, в аэропорту. Но я не думаю, что он там появится.
– Н-да… – Лонгвэлл постучал пальцами по крышке стола. – Что мы имеем? В Москву он не полетит. А тут куда ему деваться? Он знает английский?
– Откуда? Русский валенок!
– Вот это самое ужасное. Семь сотен он спустит за несколько дней, а потом захочет что-то украсть и погорит на ерунде. А у него документы твоего Натана. Кто получал по почте мои заказы? Ты или он?
– Натан, конечно. Неужели я буду заниматься такими мелочами? Он получал твои пакеты, восемьдесят кусков отдавал мне, а двадцать был его бюджет на выполнение заказа.
– Значит, как только полиция возьмет этого Николая, они выйдут на Натана! – ужаснулся Билл и забегал по кабинету. – Это ужасно! Я влип! Боже, как я влип!
– Сядь, – приказал гость. – Сядь и успокойся. – Они от Натана ничего не узнают.
– Это я уже слышал пять лет назад! – почти закричал Билл. – «Никто ничего не узнает!» И – нате вам! Нет, если полиция возьмет твоего Натана, он запоет у них в первый же день!
– Покойники не поют.
– Что?
– Покойники не поют, – повторил посетитель. – Натан вчера ночью утонул в Канарси. Это стоило 10 кусков, поэтому я сюда и пришел. Ты должен принять участие в расходах. Эти десять кусков, плюс я держу людей в аэропорту имени Кеннеди, плюс еще всякая мелочь… С тебя пятьдесят тысяч.
– Но это несправедливо! Прокол произошел на твоей стороне. И ты еще хочешь заработать на этом!
Лицо посетителя замкнулось, словно на него надели маску. Он покрутил платиновое кольцо на руке, потом сказал холодно:
– За пять лет ты получил ровно четыре миллиона. А я – на двадцать процентов меньше. И неизвестно, сколько мне будет стоить найти этого засранца. Ты будешь платить свою долю расходов или?..
– Буду! Конечно, буду! – испуганно сказал Билл Лонгвэлл. – Но вы должны найти его раньше полиции!
– Попробуем, – уклончиво сказал посетитель. Его звали Зиновий Блюм, а меж своих – Зяма Блюм, «король» Брайтона. И весь Брайтон знал, что он не любил давать пустых обещаний.
Машина была бежевая, старая и большая – «плимут». Николаю сразу не понравилось и то, как она стоит на прибрежном откосе – все четыре двери нараспашку, и то, что пятилетний пацан лазает в ней, а мать его – ноль внимания, загорает, сука, на пляже с книжкой в руках. Но что он мог ей сказать? Если бы еще по-русски, то он, может, и сказал. А как сказать: «Смотри, чтобы твой пацан с тормоза не снял случайно!», когда он ни одного из этих слов по-английски не знает?
Поэтому Николай лег неподалеку на теплый валун, нависающий над морем, снял пиджак и рубаху, сунул их под голову и стал загорать, поглядывая сверху на пацана и машину. Ну а если честно – то не столько на пацана, сколько на его мать, конечно. Потому что мать – такая клевая рыжая телка, каждая грудь по пуду, лифчик только на сосках держится, а задница – как у молодой кобылы и уже загорелая, хотя всего-то конец апреля.
Николай, еще когда шел по тропе над пляжем, увидел эту задницу и чуть не споткнулся. И пошел на нее, как бык на красный лоскут, только через минуту опомнился, что это же не Подлипки и не Клязьма, а Бостонский залив. И красиво, падла, – как в кино! Когда в Москве пошли западные фильмы, он нагляделся всяких американских пейзажей, но кто ж не знает, что в кино все врут! Разве мог он представить тогда, что сам окажется в этой красоте – чаши пустынных пляжей в окружении гранитных валунов и на фоне офигительных яхт и скайтеров, шастающих по зелено-синему заливу на досках с разноцветными парусами. На взлобье высокого берега – роскошные особняки, дачи, рестораны, пиццерии, «мерседесы», «линкольны», йодистый запах океана, а в гаванях – рыбачьи катера с решетчатыми ловушками на крабов, а в чаше одного из пляжей, как жемчужина в раковине, – эта загорелая задница!