— Не слушайте его, — сказал адвокату Кадус. — Когда мой зять говорит об Индокитае, он теряет способность рассуждать здраво. Гоните природу в дверь… — Он взмахнул пачкой листков. — Я использовал ваши соображения, Шардэн, но не все. Когда вы их излагали, вы слишком много думали о господине председателе суда. Но я-то ведь — не адвокат обвиняемого, я сам председатель. Я могу позволить себе более смело разговаривать с этими господами. Оставим в стороне банальные истины и всякие предисловия. Главное, что в этом году мы выплатим чистого дивиденда на акцию не девяносто франков, как в прошлом году, а триста…
Кадус замолчал, увидев слугу в белой куртке, сбегавшего к ним по тропинке.
— Мсье Филиппа просят к телефону. Междугородняя, из Парижа.
— Пройдите в лодочный сарай, Филипп. Там тоже есть аппарат…
Вскоре Филипп возвратился. Кадус порылся в листках, нашел нужное место и начал читать монотонно, однако вид у него был таинственный.
— Мы еще шире развернули ту область нашей деятельности, которая ведает промышленным оборудованием, которая упрочила наше положение в прошлом и обеспечила нам неоценимую автономию в настоящем. Как уже отмечалось в первой части доклада, общая для Франции стабильность цен на товары и сырье находится в некотором противоречии с упавшими ценами на оборудование, необходимое для промышленного производства. Нормальное снабжение производящих предприятий удалось обеспечить лишь за счет значительных уступок коммерческого характера… Так. Дальше идут рассуждения о «весьма остром характере иностранной конкуренции на мировом рынке», о тех преимуществах, которыми она располагает, о необходимости поддержки со стороны государства и прочее… Все это важно, потому что подводит вас к следующему: если мы можем рассматривать свой портфель заказов как вполне удовлетворительный, то лишь благодаря тому, что были приложены значительные усилия в области снижения продажных цен… Вы понимаете этот переход, Шардэн? Я делаю им первое вливание вакцины беспокойства…
Кадус продолжал, даже не смотря в свои листки:
— На наш взгляд, основная причина этих затруднений кроется в том, что внутри страны мы часто вынуждены продавать промышленное оборудование себе в убыток. Если такое положение сохранится, оно может повлечь за собой весьма важные последствия. Мы можем скатиться до уровня страны несамостоятельной, неспособной в короткий срок удовлетворить возрастающие требования технического прогресса и выдержать обострившуюся иностранную конкуренцию…
Папаша Кадус остановился, чтобы перевести дух… Глазки его блестели. Затем он опять начал читать, смакуя текст, как автор, самолюбие которого удовлетворено.
— С этой точки зрения, если мы решили сосредоточиться на экономической стороне рассмотренных проблем, мы будем вынуждены признать, что проект европейской обороны может привести лишь к дальнейшему нарушению равновесия. Оно повлечет за собой еще больший разрыв цен и поставит французские предприятия в невыгодное положение по сравнению с предприятиями экономически более мощных стран, А нам останется только выбирать: либо мы утратим свой технический суверенитет, либо… Тут я еще не сформулировал свое предложение. Я хотел бы объяснить, что второй вариант состоит в том, чтобы значительно урезать дивиденды. Обратимся к фактам…
Шардэн стоял, рассеянно глядя на море, и, казалось, улыбался своим мыслям. Он чуть насмешливо посмотрел на Кадуса и наклонился к нему.
— Это форменное объявление войны правительству!
— Нет, — мягко ответил старик. — Нет, это программа будущего правительства.
Он живо обернулся к зятю и кивнул своей лысой головой, показывая этим, что желает услышать о телефонном разговоре. Филипп начал с несколько нарочитой развязностью:
— Звонил Рагесс. Он сообщил мне, что сегодня ночью Лавердон погиб в пьяной драке. Его убил военный, репатриированный из Индокитая.
Повинуясь взгляду тестя, Филипп подошел к Шардэну, чтобы загладить допущенную бестактность.
— Этот Лавердон мой ровесник, я говорил вам о нем в тот вечер, когда мы познакомились. Лавердон был эсэсовцем когда-то и ни за что не хотел быть никем другим…
— А чего хотел мсье Рагесс? — быстро сказал Кадус, торопясь опередить Шардэна, который, судя по всему, намеревался задать вопрос.
— Посоветоваться со мной. Он в большом затруднении и никак не решит, что ему делать с трупом Лавердона. Он был бы не прочь замять дело, но боится. Насколько я его понял, сестра убийцы не то коммунистка, не то имеет отношение к коммунистам. Во всяком случае, она знакома с каким-то преподавателем-коммунистом. Видимо, он чем-то напоминает вас, Шардэн. Рагесс с удовольствием запутал бы ее в это дело. Он весьма заботится о своем продвижении по службе.
— И вам кажется, что это подходящая тема для шуток? — спросил Шардэн, почувствовав приступ ораторского вдохновения.
— Простите, я, кажется, коснулся чувствительных струн адвокатской души, — насмешливо сказал Филипп. Они стояли рядом и в сравнении с красавцем атлетом, одетым во все белое, самоуверенным и молодым, Шардэн казался очень зрелым и умудренным жизнью.
— Адвокатская душа здесь ни при чем, — серьезно проговорил Шардэн. — Я случайно знаю этих людей, которых теперь начнут обливать грязью и «пришивать к делу». Надо замаскировать убитого мерзавца и обвинить подлинных патриотов, которые сами стали жертвами этого мерзавца, этой зловещей личности…
Шардэн все больше воодушевлялся, вспоминая о разговоре с Дювернуа. В словах Филиппа ему послышались новые угрозы.
— Шардэн, — перебил его Кадус, — Филипп еще не сказал нам, что он ответил Рагессу.
— Я просто спросил его… — Филипп повернулся к Шардэну, конец фразы он произнес подчеркнуто внятно, — я спросил, зачем он звонит мне. Чтобы сообщить о прекращении дела в связи со смертью обвиняемого? Правосудие разыскивало убийцу Джо Картье, моего шофера, и Гаво, моего бухгалтера. А их обоих, как первого, так и второго, убил Лавердон. Вот и все.
— А куда вы денете девушку? — загремел Шардэн. — Ей двадцать лет, ее отец был начальником полиции при Петэне. На него было организовано покушение, и он умер от ран. Брат девушки вернулся из Индокитая искалеченным. Вам кажется, что этого мало?
— Как ее зовут? — с внезапной тревогой спросил Филипп.
— Где-то у меня было записано. — Шардэн проверил карманы своих шортов и просторной клетчатой рубашки, которую он носил навыпуск. — Хотя подождите. Кажется, ее фамилия Рувэйр. Правильно, ее зовут Лиз Рувэйр.
— Вам нечего расстраиваться, дорогой Шардэн, — назидательно сказал Кадус. — Дело все равно будет прекращено.
— Вы хотите сказать, что полиция попросту избавилась от чересчур ревностного помощника? — съязвил адвокат.
— Ничего подобного я не хотел сказать. Преступление, о котором говорил сейчас Филипп, само по себе достаточно нашумело, и если еще делать событие из смерти Лавердона…
— Позвольте, дорогой тесть, — живо сказал Филипп. — Мне кажется, я могу разом рассеять все опасения Шардэна. Ведь Рагесс никоим образом не захочет погубить эту девушку. Она — дочь его старого приятеля Рувэйра, бывшего начальника полиции в Труа. Сейчас я позвоню своему секретарю и поручу ему освежить память Рагесса.
Филипп не без опаски ожидал результатов своего вмешательства: погорячившись, он нарушил молчание тестя, а это было еще большей дерзостью, чем перебить его речь.
Однако Кадус нисколько не рассердился. Напротив, он просветлел и зашевелил короткими жирными пальчиками. По всей видимости, он был очень доволен.
— Таков наш мир, дорогой Шардэн. Наш мир, а не тот, о котором мечтаете вы. И если в этом мире, — заворчал старик, — вы обладаете определенной силой, то власть пока еще в наших руках. Вы можете разрушить этот хлев, но ничего не добьетесь, копаясь в его грязи. Сейчас вы довольны, что наши точки зрения совпали. Что ж, интересы Филиппа и некоторые моменты его прошлого сработали в пользу невиновной девушки… Но хватит философствовать, друзья мои. Я вижу отсюда, что наш затянувшийся разговор раздражает Кристиану. Если вода кажется вам чересчур холодной, оставайтесь на берегу. Я, во всяком случае, должен поплавать свои четверть часа…