ОКСАНА. Если бы все люди умерли, это было бы неплохо. Когда один умираешь, это, конечно, неприятно. Даже если знаешь, что в рай попадешь. И если вся семья вокруг, куча детей, внуки, все смотрят, ждут – когда же ты сдохнешь, комнату освободишь. А так, чтобы нажал кнопку – и нет никого. Не бомба, не яд, чтобы без мучений, просто исчезли. Чистая планета. Леса, моря и ни одного человека. Вот было бы здорово. Тогда никому не обидно. Даже прикольно. Какой-нибудь миллионер всю жизнь работал, каждую копеечку копил, а тут раз – на тех же условиях, что и нищий. А интересно, если так, то куда все эти души денутся? В деревья переселятся? Люди сволочи, они и в деревьях сразу передерутся. Сосна такая – эй, береза, ты чё тут свои ветки раскинула, вас тут не стояло. И давай махаться ветками. Потом какое-нибудь оружие придумают, какую-нибудь нейтронную бензопилу «Дружба» и все по новой.
АНДРЕЙ. Автобус остановился у моста. Водитель повернулся назад и крикнул: «Кто до моста брал, выходите». Я взял ее за руку и потащил к выходу.
ОКСАНА. Так задумалась, что не заметила, как мы приехали. Я же не была в этом Осколе ни разу. Остановились у моста, этот меня за руку взял, тащит к выходу. Ладно, вышли, стоим на остановке. Справа мост, слева дорога, вокруг чисто поле. Что дальше? Что дальше, я спрашиваю? Где твой Оскол-то?
АНДРЕЙ. В общем, смотри, у меня есть одна идея.
ОКСАНА. Я даже не сразу поняла, чего он говорит. Он купил билеты не в Оскол, а совсем в другую сторону. Даже в другом направлении. Вот я коза, даже не посмотрела на табличку на автобусе, когда садилась. Вот я попала. Что я Секе скажу.
АНДРЕЙ. Не обрадовалась, конечно. Может, думала, я ее завезу в лес и в озере утоплю.
ОКСАНА. Про маму какую-то рассказывает.
АНДРЕЙ. Ты меня слушаешь или нет? Мама даст денег. Я отдам то, что я должен Секе и все, я ему ничего не должен. И не надо никого убивать. А Сека пусть другого убийцу ищет.
ОКСАНА. Понятно.
АНДРЕЙ. Она неожиданно успокоилась. Ей, кажется, тоже не очень нравилась эта тема с убийством. У нее даже настроение поднялось.
ОКСАНА. Она тебе точно даст денег?
АНДРЕЙ. Ясен пень.
ОКСАНА. Поехали тогда. Где она, твоя мамаша-миллионер?
АНДРЕЙ. На самом деле я был совсем не уверен в том, что мама даст денег. Полгода назад она купила вагончик, сделала там магазин и все заработанные деньги вкладывала в новый товар. Даже отцу перепадало только на выпивку и курево. Но у меня был железный аргумент, чтобы ее переубедить. Надо было только еще…
ОКСАНА. Это ж надо быть таким идиотом! Оказывается, от моста до его Шиченги еще пятьдесят километров.
АНДРЕЙ. Я не виноват, что денег только досюда хватило.
ОКСАНА. И как мы добираться будем? Пешедралом?
АНДРЕЙ. Поймаем попутку.
ОКСАНА. Вот ты умный по горшкам дежурный. Кто же сейчас на трассе остановится?
АНДРЕЙ. Не знаю, может, дальнобойщики. Им же скучно ехать, чего не взять пассажиров.
3. Дорога
ОКСАНА. У всех дальнобойщиков на стекле табличка «Приказ – пассажиров не брать». На синей остановке нацарапано «Давыдов мудак». Это местная стенгазета. Какие сегодня последние известия? «Давыдов мудак». Интересно, какой этот Давыдов? Толстый, лысый с портфелем. Нет, про таких на остановках не пишут. Малолетка наверняка. Обидел девочку или другого малолетку, вот, теперь прославился на всю трассу «Москва-Архангельск», мудак.
АНДРЕЙ. Мы в детстве так в ножички за домом играли с Борькой и Наташкой Сигалевыми – Сигалятами. С одного пальца, с двух, с трех. Они наверху жили, она все время на пианино играла, а бабушка стучала в потолок шваброй. С четырех, с пяти вообще легко. У бабушки голова болела после контузии, она умирала долго. Потом с плеч, с подбородка, с губ, с носа, с бровей, со лба. А Наташка с солдатами гуляла, потом замуж вышла вроде тоже за солдата. Потом не помню, еще как-то по-хитрому надо было бросать, а последнее было солнце – надо было закрутить и бросить вверх, и луна – за спину. Наташка потом ехала к нему, а потом вернулась, они денег кому-то задолжали, их там убить хотели. Черт, не воткнулось. Я проиграл, Борька вырезал из рябины палочку чуть больше спички и забил ее ножичком в землю. Я ее доставал зубами. Все лицо было в земле.