— Ты что, на игле сидел или колеса глотал? — спросил Пашка. — Это же вредно для здоровья. — Он внимательно осмотрел внешность Виктора. — Точно, накачался. Ну, Витек, не ожидал…
— А мать как — не болеет? — перебил Виктор, испугавшись чего-то.
— А как ты думаешь?
Виктор позвонил в свою дверь.
За дверью потоптались, скрипнули половицы, щелкнул выключатель, потом раздалось испуганное:
— Кто там?
Виктор узнал голос матери.
— Это я, мама. Витя…
Дверь распахнулась, и мать повисла у него на шее, заголосила:
— Витечка! Родненький! А я и не чаяла, не думала… — Зарыдала в голос. — У-у! Думала, нет в живых. Витечка…
— Живой, живой, ма. Заходи, соседи соберутся!
— Со-седи только и спасли. Все время со мной сидели. То один, то другой. Пашка твой, Валериан с Милочкой. Добрые люди.
Они, обнявшись, прошли на кухню. Виктор усадил мать за стол, накапал валерьянки, заставил выпить лекарство.
— Вот что, — сказал он сурово. — Ни о чем меня не спрашивай. Я пойду спать.
— Хорошо, Витечка, спи. Олечка, говорят, уже погибла. С марта два месяца нет. Что ж ты мне не сказал? Дядя Саша звонил. Сказал, что Олечка в секту попала. Ты тоже там был, да?
— Замолчи! — заорал Виктор. — Замолчи. Кто говорит?
— Все. Хорошо, что тебя не обвиняют. А то не ровен час…
— Замолчи! — стукнул он по столу кулаком так, что чашка подпрыгнула. — Она жива. И больше ничего не говори!
— Не буду, — испуганно кивнула мать, — не буду. Мы на тебя в розыск подали. А ты, видишь, сам нашелся… Витечка… Ты хоть хорошо питался? Вроде не похудел…
Виктор ушел в свою комнату и, не раздеваясь, лег на диван. Мать за дверью долго плакала. От этого плача Виктор не мог заснуть, лежал с открытыми глазами, боясь, что заболит голова. Больше такого приступа он не выдержит. А к утру начались кошмары: ему все время представлялось, как насилуют его невесту — бывшую невесту. Она сопротивлялась, а может, не сопротивлялась — кто там разберет. Но Виктору представлялся непрерывный конвейер желающих попользоваться ее телом. Последним был Кротов. Он подошел к ней — голый, весь какой-то обрюзгший — и впился ей в горло зубами, как вампир.
От крика он проснулся и увидел рядом мать. Она смотрела на него с ужасом. На лбу у него лежало холодное полотенце. И рука матери была холодной.
— Витечка, сынок… Что же с тобой случилось?
— Я говорил что-нибудь?
— Ты кричал. Такие ужасные слова, сынок. — Она опустила голову, чтобы не смотреть на него. — Давай вызовем врача, ты заболел.
— Нет. Налей мне ванну, горячую.
— Хорошо, сынок, хорошо, — сказала почти беззвучно мать и, согнувшись, вышла из комнаты. — А в милицию звонить? — спросила она из-за двери.
Виктор вспомнил полковника Воронова, которому обещал помочь в розыске. Но что он расскажет полковнику? Чем докажет правоту своих слов? Нет, он сам будет бороться!
— Не знаю… Не звони.
Виктор с омерзением снял с себя все, что на нем было. Хотелось сжечь одежду и саму кожу, чтобы избавиться от грязного кошмара. Он так долго сидел в ванне, что мать забеспокоилась.
— Сынок! — постучала она в дверь. — Ты жив?
— Жив, ма, жив, — передернуло Виктора.
— Ее родителям сообщить? Я позвонила… Они сказали… — она снова зарыдала, — сказали, чтобы я им больше не звонила. Они нас знать не знают! Что же это такое?! Ведь уже свадьба была слажена. Сынок, что же это за родственники были бы?
— Я ничего не слышу, — сказал из-за двери Виктор. — Успокойся.
— Да как же успокоиться, сынок? Они ведь могут все на тебя свалить — у них деньги. Посадят тебя. Видишь, дочь родную не жалеют, чтобы грехи скрыть. Вить? Ты живой?
Виктор открыл дверь, встал на пороге, завернутый в махровое полотенце, как в тогу, и внушительно сказал:
— Я теперь живее всех живых. Жил, жив и буду жить, ма. А барахло мое, — он кивнул на гору снятой одежды, — сожги.
— Да как же, сынок, что ты! «Аляска» новая! И остальное года еще не носил — что ты!
— Можешь кому-нибудь отдать. Меня заколдовали — может, и одежду. Я не буду ее носить.
— Господи! — всплеснула руками мать. — Сглазили, что ли? Так надо к бабке съездить, порчу снять. Ишь ты, выбросить такие вещи!
— Делай как хочешь — я носить не буду. Хочу есть.
Мать с недовольным видом подобрала вещи, спрятала в дорожную сумку и, встав на табуретку, закинула на антресоли — чтобы сын сам что-нибудь с ними не учудил. Потом собрала на стол. Они сели друг против друга, уткнувшись в свои тарелки. Но мать исподтишка поглядывала на сына. Ей столько нужно было спросить у него — ведь события неслыханные. Свадьба расстроилась, невеста пропала, сам он где-то был… И почему у него теперь такой тяжелый немигающий взгляд, будто его и в самом деле сглазили…