— Вот что значит водичка крещенская: покропил — и жизнь вернулась. Я с собой теперь всегда ношу. — Фадеич показал коричневый пузырек. — У тебя теперь крест на шее. Думаю, лучше водичкой… Ну, вставай! Или «скорую» вызвать?
— Нет, лучше… — простонал Виктор. — Вы почему ее Мариной зовете, Майю?
— Так под этим именем крестилась, под ним и записана у Бога в Книге жизни — это любой так. А Майя — будто Жучка какая! Нет такой святой. В газете вот заметку прочитал про нашу упокойницу. — Фадеич достал истрепанную газету из кармана. — Вот, мол, два месяца назад исчезла, а на 1 мая нашли, труп обнаружили. Все перепутали: где нашли, как нашли. Пишут, что непослушная была, от родителей сбежала. Разве о покойниках говорят плохо — только бесам на смех! Я вот тебе расскажу, что на самом деле вышло — об этом в газетах не пишут. Какие муки бедное дите приняло… В секте этой…
— Она вместе с моей невестой сбежала, — еле слышно произнес Виктор. — Это ее подруга…
— Что ты говоришь! — изумился Фадеич. — Да это ж… кто ж такое выдержать-то может! Милок, слыхано ли дело?!
После этого Виктор потерял счет времени. Он вдруг стал рассказывать дворнику, сбивчиво и не всегда ясно, все, что произошло с ним за последнее время. Фадеич слушал его настороженно, но и сочувственно, не перебивал: знал, что человеку выговориться надо…
— Ладно, давай еще выпьем, — проглотив ком в горле, напоследок сказал Виктор. — А то буду плакать…
— И поплачь, поплачь, Вить! В таком случае не стыдно. Оно, может, и полегчает, — засуетился Фадеич. — Ну хочешь, я уйду — один поплачешь… — Ответа не было. — Я потом приду.
— Не уходи, — наконец сказал Виктор. — Наливай! Все, прошло.
— Вот это по-мужски, — одобрил Фадеич. — Теперь могу рассказать, как Майю убили. На груди крест выжгли, на лбу вырезали три шестерки, а в сердце двенадцать игл вставили. Жертва сатане. А ночью подбросили к родительской двери. Кума утром за колхозным молоком рано собралась, открыла дверь — и чуть рассудка не лишилась. Дочь на стуле сидит. Тронула ее, а она мертвая. А они безнаказанно все делают, потому что в сговоре с самим сатаной. И следователь сказал: ритуальное убийство. Вот и думай теперь… И похороны были — все шито-крыто. Власти распорядились. Потому что ничего в этом не понимают… Выпить-то у нас ничего не осталось?
— Это конец — она следующая, — еле выговорил Виктор.
— Да погоди! Может, обойдется, — попытался утешить Фадеич. — Тут главное — не унывать. Мало ли что в жизни бывает! У кумы беда, а у тебя, Бог даст, радость.
— Да откуда ей-то взяться? — Виктор посмотрел на Фадеича исподлобья тусклым, мертвым взглядом. Подумав, взял телефон и набрал номер. На часах было шесть утра — нормально. — Але! Алла Петровна? Виктор… Да, не сплю. Про Олю что-нибудь известно?.. Понятно, никаких. Труба… А про Майю вы знаете?.. Слышали, что ее убили? Нет? Странно… Ее убили… Понятно. Вам своих проблем хватает. Ну ладно, извините. — Он положил трубку и зло проговорил: — Врет — все они знают.
— Знаешь, Вить, не переживай так. Как родному говорю. Всех Господь на чистую воду выведет. — Фадеич почесал лохматую макушку. — Надо знаешь что… покаяться у батюшки, что ты с этой Матерью Мира сотворил! Грех содомский. В блудилище попал, гадость какая! Покайся, а то на душе так же гадко будет! Господь Содом и Гоморру попалил огнем огненным, там теперь Мертвое море, никло не живет: ни рыба, ни птица. Страшно ведь, если так и помрешь без покаяния — в муку вечную!
— Да мне уже здесь мука вечная наступила! — обозлился Виктор.
— Как хочешь, только еще хуже будет, если не будешь каяться. Сатана над тобой власть полную возьмет.
— Да ладно, надоели мне эти страшилки — уже не боюсь!
— А я, пожалуй, пойду, Витя. Ночь просидел с тобой, — засобирался дворник. — Спасибо и тебе. Рано ты перестал бояться…
— В самый раз! — встал из-за стола Виктор и вскрикнул — ноги занемели от долгого сидения. — Весь день спать теперь буду. Ты, Фадеич, когда к Вере Ивановне пойдешь? Я с тобой схожу.
— Не надо, — решительно ответил тот. — Не следует…
— Ну, как хочешь, — с отчуждением сказал Виктор.
— Ты к ней и сам-то не ходи, только расстроишь еще больше — я уже вижу. Эх, Витя, Витя! Гляжу я: жизни ты еще не знаешь! Ну, Господь с тобой.
Фадеич поклонился на прощанье и ушел.
Виктор лег, но заснуть не смог. Он выпал из реальности, и для него вдруг потеряли силу законы жизни, в которой люди по-прежнему рождаются, влюбляются, женятся, работают, воспитывают детей. Да, надо признать это, решил Виктор. Признать, а следовательно — принять новые правила игры. И эту ненормальность считать самой что ни на есть нормой. Может, тогда мир для него снова перевернется и все встанет на прежние места. Это открытие его сильно утешило. Да, здесь, несомненно, выход из ситуации.