Машина, миновав по дороге десятка два баров и ресторанов, остановилась у ночного клуба. Публика только-только начинала съезжаться. Ночной клуб назывался «Катерина», и вход был устроен как бы по Островскому: заходишь — и сотни маленьких прожекторов бьют в глаза, ослепляя. Катерина — луч света в темном царстве. Виктора так ослепило, что, очутившись в полутемном зале, он, чтобы не упасть, схватился за кого-то и попросил довести до какого-нибудь стула. Когда глаза пообвыкли, он обнаружил, что сидит за столиком с неопределенного возраста женщиной, а рядом хохочут его спутницы. Оказывается, они всегда зажмуриваются, когда идут по входному коридору, а ослепленных бедолаг ждет штраф — в течение вечера угощать своих спасителей спиртным. Влип, подумал Виктор, но его спасительница — Беата — милостиво отказалась от штрафа и даже, наоборот, вызвалась поить Виктора. На том и подружились: весь вечер сидели за столиком вчетвером и уже было непонятно, кто кого поил. Но обороты набрали как-то сразу. Были программа варьете, лихие пляски, приличный ужин… Виктор танцевал со своими соседками, чаще всего — со своей спасительницей; она же вызвалась его подвезти до дома в два или три часа ночи. Хозяйка с подружкой решили остаться до утра.
Виктор помнил, что они с Беатой ехали, ехали, о чем-то болтали — кажется, о современной авангардной литературе. Сошлись ли они здесь во вкусах — он не помнил, но в чем-то они явно не противоречили друг другу. Да и как могло быть иначе, если Виктор проснулся в ее постели. Сама Беата сидела в шезлонге на террасе голая и листала иллюстрированные журналы. Тело у нее было стройное, как у девушки: высокая грудь, впалый живот, тонкая талия, но лицо без макияжа выглядело лет на шестьдесят.
Виктор понял, что опять влип, но все же спросил как ни в чем не бывало:
— Беата, сколько вам лет?
— Что ты сказал, мой теленочек? — оживилась она, отбросила свои журналы и впорхнула в комнату. — Сейчас позавтракаем…
— Мне только кофе, — потянулся в кровати Виктор и огляделся в поисках своей одежды. Она была аккуратно сложена на кресле — удача. Теперь нужно выяснить, можно ли сигануть с террасы и сразу — в кусты. — Так сколько же все-таки вам лет?
— Не поверишь! Семьдесят. Только не вставай — я принесу тебе в постель кофе, киска.
— Вы только… оденьтесь, — спокойно согласился Виктор, но его затошнило: ночью он трахал старуху.
Чтобы проверить, так ли это, спросил:
— Хорошо мы провели время?
— Чудесно, котенок! Ничего подобного давно не было. Ух ты мой красавчик! Подожди секундочку, — сказала она и ушла — видимо, за завтраком.
Виктор, не теряя ни секунды, впрыгнул в костюм, белье засунул в карманы и в три прыжка оказался на террасе. До чего же красивый вид открывался — вот где пожить бы, да надо бежать. Он заглянул за бордюр и отшатнулся: терраса покоилась на скале, а где-то внизу, из-под скалы, тек ручей или источник — как в кино.
— Хочешь на террасе? — услышал он воркующий голос Беаты. — Я здесь очень люблю — давай здесь, мой повелитель.
Она принесла поднос с экзотическими фруктами, сыром и ветчиной: всего понемногу, но в разнообразии. Потом принесла другой поднос — с кофе и сладостями.
Они расположились за плетеным столом. Бабушка ухаживала за ним, как за внучком: делала бутерброды, очищала фрукты, резала на кусочки и своими руками с узловатыми ревматическими пальцами отправляла ему в рот. Виктор решил, что ей нет смысла давать ему отраву. У нее были другие, вполне определенные на него виды. Дело клонилось к тому, чтобы с этими планами не затягивать. Она стала его поглаживать и пощипывать, довольно и плотоядно засмеялась, когда обнаружила, что он без белья. Виктор подумал, что еще чуть-чуть — и он задушит ее, как гадину, решительно и бесстрастно.
Ее спас телефон, который запиликал на столе. Она отошла с трубкой к краю террасы, села на парапет.
— Да, да! — потянулась она. — Чуть не задушил… лапочка… борзой, очень… Как — штуку? Мы же договаривались…
Она отвернулась, и Виктор уже не слышал, что она говорит. А говорила она довольно долго и, судя по нервным движениям, — злобно. Наконец разговор закончился, и она вернулась, раздраженная и красная.
— Что, мусик? — развязно спросил Виктор.
— Надули! — стукнула она по столу кулачком. — Хоть расписки пиши. Ничего не докажешь. А я назло им одену тебя у Версаче, — капризно сказала она. — Ты ведь не откажешься, киска?
— Конечно, нет! — потрафил он бабушке. — Надо бы мне что-нибудь полегче, а то в костюме жарко.
Беата ушла одеваться и через полчаса вернулась вполне молодой женщиной — если смотреть издалека, но рядом она казалась набальзамированной мумией.