– Мне, наверное, надо поблагодарить вас за то, что вы меня вытащили.
– Проявление благодарности не обязательно. На самом деле, пожалуй, я должен перед тобой извиниться.
– Извиниться? За что?
– За то, что если бы не я, ты никогда не оказался бы на вилле Аугустуса Рольфе.
За рулем машины сидел Рами, вечно присутствующий личный охранник Шамрона. Шамрон велел ему поездить кругами возле Клотена. Целых двадцать минут Габриель наблюдал, как мимо его окошка проплывали одни и те же обозначения воздушных компаний и указания на ворота вылета. А мысленным взором он видел нечто другое: мелькали кадры прошлых операций, старые коллеги и старые враги. Ладони его взмокли, сердце билось быстрее. Шамрон. Снова он втянул его.
– Рольфе послал нам сообщение через наше посольство, – начал Шамрон. – Он хотел встретиться с кем-нибудь из нашей службы. Он не сообщал зачем, но когда такой человек, как Аугустус Рольфе, хочет поговорить, мы обычно стараемся учесть его интересы. Он хотел, чтобы встреча прошла с соблюдением осторожности. Я поинтересовался биографией Рольфе и обнаружил, что он коллекционирует произведения искусства. Естественно, я решил, что идеальный человек для такого дела – ты, вот я и устроил тебе вызов почистить одну из его картин. Рубенса, если не ошибаюсь.
– Рафаэля.
Шамрон скорчил мину, как бы давая понять, что это различие его не интересует. Искусство, музыка, литература, театр – это все скучища. Он был человеком реального мира.
– А Ишервуд знал, что все это подстава?
– Джулиан? Боюсь, я обманул и его.
– Почему надо было так делать? Почему вы просто не сказали мне правду?
– А ты в таком случае стал бы этим заниматься?
– Нет.
Наклон лысой головы, еще одна долгая затяжка турецкой сигаретой: «Я-де остаюсь при своем».
– Боюсь, правда и я находимся на разных полюсах. Я старый человек, Габриель. И я всю жизнь лгал. Ложь для меня удобнее, чем правда.
– Выпустите меня из машины! Я не хочу больше это слушать!
– Дай мне закончить.
– Заткнитесь! Я не хочу слышать ваш голос.
– Послушай, что я скажу, Габриель! – Шамрон ударил кулаком по консоли. – Аугустус Рольфе, швейцарский банкир, хотел поговорить с нами и за это был убит. Я хочу знать, что хотел сказать нам Рольфе, и я хочу знать, кто за это убил его!
– Найдите кого-нибудь другого, Ари. Расследование убийств никогда не было моей специальностью. Собственно, благодаря вам я преуспел совсем в другом.
– Прошу тебя, Габриель, давай снова не обсуждать это.
– Вы с Петерсоном, похоже, крепко снюхались. Если вы снова станете изображать услужливого еврея, я уверен, что он охотно будет держать вас в курсе всего хода своего расследования.
– Аугустуса Рольфе убили, потому что кто-то знал о твоем приезде в Цюрих, – кто-то, не желавший, чтобы ты услышал, что собирался сказать Аугустус Рольфе. Кто-то, хотевший сделать так, будто ты убил его.
– Если таково было их намерение, они чертовски плохо сработали. Я ехал в поезде из Парижа в то время, когда был убит Рольфе. – Габриель немного успокоился. Он был в ярости от обмана, устроенного Шамроном, но в то же время был и заинтригован. – А что вам известно об Аугустусе Рольфе?
– Семья Рольфе пару сотен лет припрятывала денежки под Банхофштрассе. Они – в числе самых известных банкирских семей Швейцарии.
– Кто хотел бы видеть его мертвым?
– Немало грязных денег протекло через номерные счета банка Рольфе. Вполне можно предположить, что он нажил достаточное количество врагов.
– Что еще?
– На семье лежит древнее проклятие. Двадцать пять лет назад жена Рольфе покончила жизнь самоубийством. Она вырыла себе могилу в саду загородного дома Рольфе, залезла туда и застрелилась. А через два-три года после этого единственный сын Рольфе, Максимилиан, погиб в Альпах при аварии на велосипеде.
– А остался кто-то живой из семьи?
– Его дочь – во всяком случае, она была жива, когда от нее поступали какие-то вести. Ее зовут Анна.
– Его дочь – Анна Рольфе?
– Так ты ее знаешь? Потрясающе.
– Она одна из самых знаменитых музыкантов мира.
– Ты все еще хочешь, чтобы я выпустил тебя из машины?
У Габриеля было два дара, делавших его великим реставратором: дотошное внимание к деталям и незатухающее желание довести любую работу – даже самую заурядную – до конца. Он никогда не покидал студии, пока его рабочее место и материалы не были прибраны, никогда не ложился спать, оставив в раковине грязную посуду. И никогда не бросал незаконченной картину, даже если работа над ней служила крышей для выполнения задания Шамрона. Для Габриеля наполовину отреставрированная картина не являлась больше произведением искусства – просто масло и краски, размазанные по полотну или деревянной панели. Мертвое тело Аугустуса Рольфе, лежавшее под Рафаэлем, было вроде наполовину отреставрированной картины. И картина не обретет вновь своей целостности, пока Габриель не узнает, кто убил его и почему.
– Чего вы от меня хотите?
– Поговорить с ней.
– Почему именно я?
– По-видимому, у нее артистическая натура.
– Судя по тому, что я читал о ней, это преуменьшение.
– Ты художник. Ты говоришь на ее языке. Возможно, она доверится тебе – настолько, чтобы рассказать, что она знает о делах отца. Если ты вернешься с пустыми руками, можешь отправляться в свою студию и я никогда больше не появлюсь черной тенью у твоих дверей.
– Обещания, обещания.
– Не стоит обижать меня, Габриель.
– В последний раз, когда вы появились в моей жизни, я чуть не погиб.
– Верно, но по крайней мере тебе не было скучно.
– Петерсон сказал, что я не могу больше появляться в Швейцарии. Как же мне поговорить с Анной Рольфе?
– Очевидно, она отказывается жить в Швейцарии. – Шамрон протянул ему клочок бумаги. – Это ее менеджерская компания в Лондоне. Дай ей несколько дней на похороны отца. Так ты это сделаешь?
– Не для вас. Я хочу знать, кто пытался повесить на меня убийство Рольфе. Кем я должен представиться Анне Рольфе?
– Я всегда предпочитаю тонкий подход, но оставляю это на твое усмотрение. Сыграй так, как сочтешь нужным.
Габриель сунул адрес в карман. На губах Шамрона мелькнула слабая улыбка. Он давно познал сладость профессиональных побед – пусть даже самых маленьких.
Машина подъехала к тротуару возле знака «Бритиш эйруейз». Габриель вылез, забрал свои вещи из багажника, затем посмотрел в окошко, за которым сидел Шамрон.
Шамрон сказал:
– Мы не обсудили твой гонорар.
– Не волнуйтесь. Он будет существенным.
– С данного момента твои расходы оплачиваются, но помни: разбрасываясь деньгами, дела никогда не решишь.
– Я обдумаю эту жемчужину мудрости, пока буду лететь сегодня вечером первым классом назад в Лондон.
Шамрон состроил гримасу.
– Поддерживай контакт. Обычными каналами и методами. Ты их помнишь?
– Как я могу когда-либо их забыть?
– Это было хорошо сработано, верно?
– Что именно?
– То, как нашли человека через полчаса после его ухода с места убийства. Интересно, как герр Петерсон сумел это сделать. Должно быть, он профессионал.
6
Нидвальден, Швейцария
В Отделе анализа и охраны Герхардт Петерсон считался сотрудником, идущим на повышение. Начальство относилось к нему бережно. Подчиненные сжимались под его холодным взглядом. Коллеги смотрели на него с удивлением и завистью. Как это сыну школьного учителя из Эрстфельда удалось достичь таких высот? «Вы только поглядите на него! Ни одна волосинка не выбьется из прически! Никогда галстук не бывает небрежно повязан! Власть и успех чувствуются в нем, как запах дорогого лосьона после бритья!» Петерсон никогда не сделал ни шагу, который не способствовал бы продвижению его карьеры. Его семейная жизнь была столь же четко и правильно организована, как и служебная. Свои романы он затевал осмотрительно и благопристойно. Всякий, у кого хватало глупости встать на его пути, быстро обнаруживал, что Герхардт Петерсон имел могущественных друзей. Друзей в Берне. Друзей в банках. Скоро он станет шефом – все так считали. Затем займет начальственное кресло в Федеральном управлении полиции. А когда-нибудь, возможно, получит и контроль над всем департаментом юстиции и полиции.