– По-моему, могу догадываться.
– И вы мне скажете?
– Это зависит…
– От чего?
– От того, решу ли я втянуть вас и правительство Израиля в личные дела моей семьи.
– Могу вас заверить, что мы будем действовать с величайшей осмотрительностью.
– Вы говорите очень похоже на швейцарского банкира, мистер Аллон, впрочем, я полагаю, вы и не слишком отличаетесь от него. – Зеленые глаза остановились на нем, но не выдавали ничего из ее намерений. – Мне нужно время, чтобы обдумать ваше предложение.
– Я понимаю.
– В селении на площади есть кафе. Оно принадлежит человеку по имени Мануэль. У него есть комната для гостей наверху. Ничего особенного, но ночь там вы проведете вполне удобно. Я сообщу вам утром о моем решении.
10
Штутгарт. Цюрих
На следующий день после полудня они отправились в Лиссабонский аэропорт. Анна Рольфе настояла на том, чтобы лететь первым классом. Габриель, путешествовавший за счет скуповатого Шамрона, был вынужден довольствоваться экономическим. Он проследовал за Анной по Лиссабонскому аэропорту, чтобы убедиться, что никто за ней не следит. Когда она уже подходила к выходу на поле, какая-то женщина, задыхаясь, подскочила к ней и сунула бумажку для автографа. Анна выполнила ее просьбу, улыбнулась и пошла к самолету. Через пять минут за ней последовал Габриель. Когда он проходил мимо ее кресла, она потягивала шампанское. А Габриель прошел в хвост самолета, где его ожидало среднее место в двадцать третьем ряду. У него все еще болела спина после бессонной ночи, проведенной на отвратительной кровати сеньора Мануэля.
Предупреждение Герхардта Петерсона не ступать на швейцарскую землю все еще звучало в ушах Габриеля, поэтому, вместо того, чтобы лететь прямо в Цюрих, они отправились сначала в Штутгарт. Там они держались такого же распорядка: Анна первой вышла из самолета, Габриель следовал за ней по терминалу к прилавку аренды машин. Она взяла ключи и бумаги на маленький «мерседес» и поехала на автобусе к стоянке. А Габриель на такси поехал в ближайший отель и стал ждать в баре. Через двадцать минут он вышел на улицу и обнаружил Анну, сидевшую в машине на подъездной дороге. Она проехала немного по темным улицам, затем остановила машину и поменялась с Габриелем местами. Габриель свернул на шоссе и поехал на юг. До Цюриха было сто миль. Анна откинула пассажирское сиденье, свернула свое пальто, сделав из него подушку, и положила себе под голову.
Габриель сказал:
– Мне понравилась та вещь, которую вы репетировали вчера.
– Она называется «Трель дьявола». Композитор – Джузеппе Тартини. Он сказал, что это навеяно сном. Во сне он дал свою скрипку дьяволу, и дьявол сыграл на ней сонату, прекраснее которой Тартини никогда ничего не слышал. Он утверждает, что проснулся в лихорадочном состоянии. Он хотел сохранить эту сонату и записал все, что запомнил.
– Вы этому верите?
– Я не верю в дьявола, но я, безусловно, понимаю, как важно иметь в своем репертуаре эту вещь. Я целых три года училась правильно ее играть. Именно ее я играла, когда победила на конкурсе Сибелиуса. После этого она стала моей коронной вещью. Но технически это очень трудно. Я только начала снова играть ее.
– Она так красиво звучит.
– Не для моего уха. Я слышу только ошибки и несовершенства.
– Поэтому вы отменили два концерта?
– Я их не отменила – я их отложила. – Габриель почувствовал, как она смотрит на него. – Я вижу, вы подготовились.
– Вы предполагаете играть в скором будущем?
– Собственно говоря, да. Через десять дней у меня концерт в Венеции. Венецианцы всегда были очень добры ко мне. Мне там спокойно. Вы знаете Венецию?
– Я жил в Венеции два года.
– В самом деле? Почему?
– Я там научился реставрировать картины. Я работал учеником у итальянского реставратора Умберто Конти. До сих пор это один из моих любимых городов мира.
– Ах, мой тоже. Если Венеция попала тебе в кровь, трудно жить без нее. Надеюсь, магия Венеции сработает и для меня.
– Почему вы все-таки отложили другие концерты?
– Потому что моя способность владеть инструментом сократилась из-за поврежденной руки. Потому что я не хотела становиться своего рода паноптикумом. Мне не хотелось слышать, как люди говорят: «Смотрите на Анну Рольфе! Она играет на скрипке совсем не плохо для человека, который чуть не лишился руки!» Я хочу стоять на сцене как музыкант, а не что-то другое.
– И вы готовы?
– Увидим через десять дней. В одном я уверена. На этот раз я не отступлю. – Она закурила. – Почему все-таки вы пытались уехать из Цюриха, не сказав полиции об убийстве моего отца?
– Потому что я боялся: а вдруг они не поверят, что я тут ни при чем? – ответил Габриель.
– Это было единственной причиной?
– Я уже говорил вам, что находился там в официальном качестве.
– Каком официальном качестве? Как называется эта малоизвестная организация, на которую вы работаете? Организация, связанная с министерством обороны?
– Я на них не работаю. Я просто оказываю им услугу.
– А название у них есть?
– Она называется Институт по координации, но большинство тех, кто там работает, называют это Конторой.
– Значит, вы шпион, верно?
– Я не шпион.
– Почему я знаю, что вы мне лжете?
– Я реставратор произведений искусства.
– Тогда почему мы врозь ехали в Цюрих? Почему мы так старались в аэропорту Штутгарта, чтобы нас не видели вместе?
– В качестве предосторожности. Швейцарская полиция ясно дала мне понять, что я не буду там хорошо принят.
– Почему они пошли на такой шаг?
– Потому что они были несколько раздражены тем, что я сбежал с места преступления.
– А почему вы убежали из дома моего отца?
– Я уже говорил вам это.
– Вы убежали из дома моего отца, потому что вы шпион и вы боялись обратиться в полицию. Я наблюдала за вами в аэропорту. Вы были очень хороши.
– Я не шпион.
– Тогда кто вы? И не говорите мне, что вы всего лишь реставратор произведений искусства, оказывающий услугу кому-то в малоизвестной организации под названием Контора, потому что я не верю вам. И если вы сейчас же не скажете мне правды, можете поворачивать и отправляться назад в Штутгарт, потому что я ни черта вам не скажу.
Она швырнула сигарету из окошка и ждала его ответа. Проявился легендарный характер Анны Рольфе.
В Цюрих они приехали уже после полуночи. Центр города выглядел заброшенным: Банхофштрассе была темная и безлюдная, на тротуарах – ни души, свет фонарей перекрывают падающие льдинки. Анна с Габриелем переехали через реку – Габриель осторожно вел машину по скользким дорогам Цюрихберга. Меньше всего ему хотелось, чтобы его остановили за нарушение скорости.
Они запарковали машину на улице у виллы. Анна занялась открыванием замков у калитки и у входа. Габриель заметил, что со времени убийства заменили коды.
В холле было темно. Анна закрыла дверь и лишь тогда включила свет. Она молча повела Габриеля в дом, мимо входа в большую гостиную, где он обнаружил тело ее отца. Габриель заглянул туда. Воздух был пропитан запахом чистящего средства. Восточный ковер исчез, но Рафаэль по-прежнему висел на стене.
Царившую в доме глубокую тишину подчеркивал стук каблуков Анны по голому полу. Они прошли мимо большой парадной столовой, где стоял внушительный стол полированного темного дерева и стулья с высокими спинками, затем мимо буфетной, затем – большой кухни.
Наконец они подошли к лестнице. На этот раз Анна не включила свет. Габриель последовал за ней вниз, во тьму. Внизу был винный погреб с отсеками, в которых лежали пропыленные бутылки. Рядом с погребом находилась комната садовника с каменной раковиной. На вбитых в стену крючьях висели заржавевшие инструменты для работы в саду.
Они открыли еще одну дверь и пошли по темному коридору. Он оканчивался у двери; отодвинув ее, Анна обнаружила лифт. В нем едва мог поместиться один человек, но они втиснулись оба. Пока лифт медленно спускался, Габриель чувствовал тепло ее тела, прижатого к нему, запах ее шампуня и французского табака в ее дыхании. Создавшаяся ситуация, казалось, ничуть не смущала ее. Габриель старался смотреть в сторону, Анна же смотрела ему в глаза – пристально, как смотрит зверь.