– Потому что кто-то заходил в комнату, пока Анна была на сцене.
– И что-то натворил там?
– Оставил записку. – Габриель показал талисман из коралла. – И вот это.
– Можно мне на это взглянуть?
Габриель протянул Кордони кулон, тот повертел его в руке и улыбнулся.
– Вы знаете, что это?
– Да, кажется, знаю. Это безвредно.
– А что это?
– Много лет назад мы, Кордони, были корсиканцами. Мой прапрадед приехал в Италию и стал родоначальником венецианской ветви, но у меня по-прежнему есть дальние родственники, которые живут в долине, на южной оконечности острова.
– Какое это имеет отношение к данному кулону?
– Это талисман, корсиканский талисман на счастье. Мужчины-корсиканцы носят их. Они верят, что это отвращает дурной глаз – корсиканцы называют это оккью. – Кордони протянул кулон назад Габриелю. – Как я уже сказал, он безобиден. Кто-то просто оставил мисс Рольфе подарок.
– Хотел бы я, чтобы это было так просто. – Габриель сунул талисман в карман рядом с «береттой», потом посмотрел на Кордони: – Так где же все-таки тот, кто стоял у этой двери?
Англичанин обнаружил водное такси, подпрыгивавшее на рио ди Сан-Поло в тени моста для пешеходов. За рулем сидел человек Россетти в анораке с капюшоном. Англичанин залез в такси и спустился в кабину.
Человек Россетти включил мотор. В лодке раздался грохот, она задрожала и затем поплыла. Через минуту они уже мчались по Гран канале. Англичанин протер запотевшее окошко и несколько минут смотрел на пролетавший мимо пейзаж. Затем стянул занавески.
Он снял черную стеганую куртку, затем черно-красный блейзер и свернул его. Минут через десять он открыл окно кабины и бросил блейзер в черную воду лагуны.
Растянувшись на скамье, он стал обдумывать историю, какую придумает для Антона Орсати. При этом он протянул руку к груди в поисках талисмана. Он чувствовал себя словно голым без него. Утром, когда он вернется на Корсику, он отправится к старой синьядоре, и она даст ему новый талисман.
40
Цюрих
Кабинет Герхардта Петерсона тонул в темноте, если не считать маленькой галогеновой лампы, бросавшей диск света на его письменный стол. Петерсон сидел в кабинете так поздно в ожидании телефонного звонка. Он не был уверен, кто позвонит – возможно, городская полиция Венеции, возможно карабинеры, но Петерсон был уверен, что ему позвонят. «Извините, что беспокою вас так поздно, герр Петерсон, но, боюсь, сегодня вечером в Венеции произошла ужасная трагедия, связанная со скрипачкой Анной Рольфе…»
Петерсон поднял глаза от своих бумаг. На другой стороне комнаты на телевизоре молча мелькали картинки. Последняя передача новостей подходила к концу. Наиболее важные события, происшедшие в Берне и Цюрихе, были освещены, и в программе перешли к никчемным событиям и более легкомысленным вещам, которые Петерсон всегда игнорировал. Однако сегодня он включил звук. Как он и ожидал, было сообщение о триумфальном возврате Анны Рольфе на сцену в тот вечер в Венеции.
Когда сообщение закончилось, Петерсон выключил телевизор и запер папки в своем личном сейфе. Возможно, убийца Антона Орсати не смог выполнить своего задания, так как Анна Рольфе была под усиленной охраной. А возможно, он испугался. Или, возможно, они уже мертвы, но их тела просто еще не обнаружены. Инстинкт подсказывал ему, что дело не в этом, что в Венеции что-то пошло не так. Утром он по обычным каналам свяжется с Орсати и выяснит, что же произошло.
Он сунул несколько бумаг в портфель, выключил настольную лампу и вышел. Высокий пост, который занимал Петерсон, позволял ему ставить свой «мерседес» в выложенном булыжником дворе, а не оставлять его вдали на автостоянке возле железнодорожного депо. Он наказал охранникам особо следить за его машиной. А почему – он им не сказал.
Он поехал на юг вдоль реки Силь, улицы были почти пусты: тут – одинокое такси, там – тройка гастарбайтеров, ожидающих трамвая, который повезет их к набитым людьми квартирам в Ауссерсиле или в Промышленном квартале. На аппарат Петерсона была возложена ответственность за то, чтобы они там вели себя пристойно. «Никаких заговоров против деспота у себя дома. Никаких протестов против швейцарского правительства. Просто делайте свое дело, получайте свой чек и держите рот на замке». Петерсон считал гастарбайтеров необходимым злом. Экономике не выжить без них, но порой казалось, что в Цюрихе меньше швейцарцев, чем этих проклятых португальцев и пакистанцев.
Он снова бросил взгляд в зеркальце заднего вида. Похоже, что за ним нет «хвоста», хотя он не мог быть в этом уверен. Он знал, как идти за человеком, но его обучение определять наблюдение и уходить от него было рудиментарным.
Минут двадцать он ездил по улицам Видикона, затем свернул к Цюрихскому озеру и гаражу своего дома. Проехав через металлические ворота с охранным устройством, он приостановился, желая убедиться, что никто не вошел в гараж вслед за ним. Тогда он спустился по извилистому проезду на отведенное ему место. На стене был написан номер его квартиры – 6С. Машина въехала на свое место, он выключил фары, затем мотор. И долго сидел, сжимая руль, со слишком быстро бьющимся для человека его возраста сердцем. Необходимо было выпить как следует.
Он медленно пошел через гараж, внезапно почувствовав невероятную усталость. Он прошел в дверь и вошел в вестибюль, откуда поднялся на лифте к себе в квартиру. Перед закрытыми стальными дверцами стояла женщина, повернув голову и следя за вспыхивающими номерами этажей.
Она несколько раз нажала на кнопку вызова и громко ругнулась. Затем, заметив присутствие Петерсона, повернулась и с улыбкой извинилась:
– Простите, но я уже пять минут жду этот чертов лифт. Наверное, что-то не в порядке с ним.
Идеальный Züridütsch, подумал Петерсон. Значит, не иностранка. Петерсон быстро оценил ее наметанным глазом. Это была брюнетка со светлой кожей – такая комбинация всегда привлекала его. На ней были джинсы, обрисовывавшие длинные ноги. Под кожаной курткой – черная блузка, расстегнутая настолько, что был виден кружевной бюстгальтер. Привлекательная, отлично сложенная, но не красавица, на какую заглядывались бы на Банхофштрассе. Молодая, но не слишком. Лет тридцать пять – самое большее.
Казалось, она почувствовала, что Петерсон оценивает ее, выдержав своими озорными серыми глазами его взгляд. Прошло уже полгода со времени его последнего романа, и пора была затеять другой. Последней его любовницей была жена коллеги из отдела борьбы с мошенничеством. Петерсон хорошо все устроил. Какое-то время это оправдывало себя и было приятно, а когда настала пора кончать отношения, они расстались без озлобления или сожалений.
Несмотря на усталость, Петерсон улыбнулся женщине.
– Я уверен, что он сейчас подойдет.
– Не думаю. Боюсь, мы проторчим тут всю ночь.
Намек в ее словах был явным. Петерсон решил подыграть ей, чтобы посмотреть, как далеко зайдет дело.
– Вы здесь живете?
– У меня тут приятель.
– В таком случае ваш приятель наверняка придет к вам на помощь, вы так не думаете?
– Он сегодня вечером в Женеве. Я просто бываю в его квартире.
Интересно, кто ее приятель и в какой квартире он живет. Петерсон представил себе секс в спешке и накоротке. Потом усталость навалилась на него и прогнала все мысли о победе. На этот раз Петерсон нажал на кнопку вызова и пробормотал проклятие.
– Да он никогда не придет. – Она достала из кармана куртки пачку сигарет. Вытащила одну сигарету и чиркнула зажигалкой. Пламя не вспыхнуло – она чиркнула еще несколько раз, потом сказала: – Вот дерьмо. Сегодня вечером, как видно, мне сплошь не везет.
– Позвольте.
Зажигалка Петерсона выдала язычок синего с желтым пламени. Он поднес его к женщине, давая ей возможность закурить. Поднося конец сигареты к огню, она ласково провела пальцами по его руке. Это был намеренно интимный жест, от которого ток побежал вверх по его руке.
Ее касание оказало на Петерсона столь сильное воздействие, что он не заметил, как она поднесла свою зажигалку к его лицу. Тут она нажала на кнопку, и облако какого-то слащавого химикалия наполнило легкие Петерсона. Он вскинул голову и уставился на женщину, широко раскрыв глаза, ничего не понимая. А она швырнула сигарету на пол и достала из сумочки револьвер.