— Николя, ты прав, как всегда, — шумно вздохнула Мануэла и принялась сосредоточенно лохматить свои каштановые волосы. — Но я, в отличие от всех вас, продолжаю держать в уме Кристиана. И мне делается особенно мерзко от мысли, что убийцей вполне может оказаться мой сумасбродный братец, а мы тут грызёмся, пытаясь изобличить кого-то из нас. И поэтому я предлагаю ещё раз — давайте успокоимся и хотя бы до завтрашнего утра забудем об убийстве, потому что уже завтра многое должно проясниться.
— Вряд ли, — хмуро возразила Джоанна, стряхивая пепел прямо в блюдце; курила она сегодня бесконечно много. — Ты что, забыла, как инспектор вцепился в Кри-Кри? Полицейские не боги, моя дорогая, они такие же люди, как мы с тобой, и если у них есть такой замечательный подозреваемый, зачем им кто-то ещё?
Мануэла ничего на это не ответила; похоже, у неё прошёл весь запал, и сейчас она мелкими глотками допивала остывший кофе, старательно пряча взгляд в чашке. Мне показалось, что она с трудом сдерживает слёзы.
Вот в чём вся штука-то, оказывается — она безумно переживает за своего кузена, хотя и не хочет этого показывать. Несмотря на все свои резкие заявления, наша Мануэла больше всего на свете боится, что Кристиан окажется убийцей, и в то же время она, кажется, почти уверена в этом — отсюда и все эти нервные выпады, и упорное нежелание рассуждать на тему кто преступник… Чёрт возьми, не хотел бы я оказаться на её месте! Понятно теперь, почему её так выводят из себя наши с Николя сыщицкие потуги…
После краткого, но бурного выяснения отношений любое желание говорить и вовсе пропало. Первой из-за стола тихонько выбралась присмиревшая Мануэла, потом её примеру последовали Линда с Джоанной; лишь мы вчетвером продолжали сидеть на своих местах, уткнувшись каждый в свою чашку. Тягостную тишину нарушил, наконец, вопрос Николя:
— Послушай-ка, Жозе… Ты это серьёзно — насчёт второго убийства?
— Ну, может быть, и не так чтоб уж… — пожал плечами тот. — Но согласись, думать об этом всё равно неприятно. По крайней мере, на ночь я собираюсь запереть свою комнату изнутри.
— А я в это не верю… — жалобно пробормотала Элен, плотнее прижимаясь к Николя. — Пускай среди нас и есть подонок, но зачем ему убивать всех подряд?
— А разве ты не знаешь, как это делается? — сердито хмыкнул Жозе. — Сперва убивают одного, потом того, кто заподозрил убийцу, потом следующего… Может быть, кто-то из нас, сам того не ведая, узнал что-то, изобличающее преступника?
— Перестань, — поморщился Николя. — Ты у нас всегда был трепачом, помолчи хотя бы сейчас… Я тоже не знаю, почему убили Оливье, но уверен, что он не был случайной жертвой. И так вся эта история грязнее некуда… Я даже начинаю думать, что Мануэла права — мы все сейчас настолько взвинчены, что разговоры ни к чему не приведут, по крайней мере, сегодня. И поэтому мы с Элен сейчас отправляемся к себе.
— Время почти девять, — пожал я плечами. — Если честно, мне казалось, что нам нужно побыть всем вместе, но теперь я, пожалуй, с тобой соглашусь. Быть может, общество Лали на меня благотворно подействует…
— Ну конечно, хорошо вам говорить, — надулся Жозе, с грохотом поднимаясь из-за стола. — У Николя есть Элен, у тебя Лали, а мне что делать? Если я опять буду скучать в одиночестве, то рожу ещё какую-нибудь безумную идею, и тогда вы меня точно загрызёте.
— Иди и помирись с Бене, — со вздохом посоветовала Элен. — Вы же без пяти минут супруги…
— Ни за что! — Жозе произнёс это так напыщенно, что мы невольно улыбнулись. — Если она действительно собралась за меня замуж, то уже сейчас должна привыкать к тому, кто в доме хозяин. Наехала на меня из-за неудачной шутки, а теперь ждёт, что я прибегу к ней на задних лапках?
— Ну и чёрт с тобой, хозяин ты наш, — беззлобно выругался Николя. — Сиди один в своей комнате и тренируй серое вещество. А мы пошли.
И во второй раз за сегодняшний день мы разбрелись по своим комнатам. Уже заходя к себе, я услышал, как за спиной Жозе захлопнулась дверь и щёлкнул замок — этот парень явно не врал насчёт того, что собирается запереться на ночь.
Лали мирно дремала на кровати в той же позе, в какой я её оставил. Услышав, как я вхожу, она лениво приподняла голову и сонно протянула:
— О, Себастьен, а вот и ты, наконец… Который час, милый?
— Почти девять… — пробормотал я, заваливаясь рядом с ней. — Ну и денёк сегодня…
— Девять? — Лали, напротив, резко уселась на постели и уставилась на меня. — Ты что, целых два часа болтал с этим Жозе? Ничего себе, вышел на минутку…
— Да нет, конечно… Просто в гостиную спустилась Мануэла, а потом Элен с Николя, и мы немножко посидели, выпили кофе.
— И меня, само собой, не позвали, да? — обиженно спросила моя жена. — Опять секретничали?
— Да Бог с тобой, любимая, какие секреты! — я устало махнул рукой. — Тебе повезло, что тебя там не было, потому что в конечном итоге мы опять переругались… Николя прав — всем нам сейчас нужно ложиться спать, за день мы так издёргались, что готовы друг друга за любую неудачную шутку растерзать, не говоря уж о чём-то большем.
— Ну и правильно! — тут же согласилась Лали, для пущей убедительности энергично закивав головой. — Я сейчас… ну, вроде как уже немного успокоилась, а часов десять полноценного сна сделают меня самой рассудительной женщиной в мире.
В ответ я лишь хмыкнул — уж больно самоуверенное заявление для моей легкомысленной жёнушки, но в одном она права несомненно — утро вечера мудренее. Совместными усилиями мы разобрали постель, и Лали немедленно юркнула под одеяло, а вот мне её примеру последовать не удалось — уже во второй раз за вечер раздался чей-то осторожный стук в нашу дверь.
— Если это опять Жозе, спусти его с лестницы, — на полном серьёзе посоветовала Лали. — Пускай с Бенедикт делится своими умными мыслями… если она, конечно, захочет их слушать.
Но в коридоре меня дожидалась не кто иная, как Джоанна, а её лихорадочно блестевшие глаза говорили о том, что этот безумный день так просто не закончится.
— Слушай, Себастьен, ты бы не мог выйти на минуточку? — быстро проговорила она, выразительно морща нос и кося взглядом в сторону лестницы. — Я хочу сказать тебе кое-что…
— А здесь это кое-что нельзя сказать? — мрачно вопросила Лали из-под одеяла. — Джоанна, ты не первая, кто сегодня уводит Себастьена прямо из моих объятий.
— Ну, подруга, всего на минуточку, — виновато всплеснула руками американка. — А потом, клянусь, я немедленно верну тебе твоего мужа в целости и сохранности!
И экспрессивная Джоанна буквально выдернула меня из комнаты, а затем потащила по коридору, не давая даже рта раскрыть. Лишь на лестничной площадке я немного опомнился и, ухватив техаску за плечо, решительно развернул её к себе:
— О Господи, Джоанна, что ещё стряслось? Ты налетела на меня, как торнадо…
— Именно так! — приглушённым голосом воскликнула она. — Дело в том, что Линда вдруг вспомнила одну вещь… точнее, одну фразочку Оливье, которая мимоходом вырвалась у него вчера вечером. Понимаешь?
— Я-то понимаю… — проворчал я. — А где сама Линда?
— На кухне, где же ещё. Видишь ли, она побоялась сама зайти к тебе, и, честно говоря, меня это нисколько не удивляет. Лали в гневе страшна…
Признаться, я уже вымотался настолько, что в первую минуту мне показалось, будто этот день никогда не закончится, а превратится в бессмысленную, бестолковую карусель. Сперва — коллективное выяснение отношений в гостиной, закончившееся скандалом, затем — посиделки на кухне с Линдой и Джоанной, потом — бурное объяснение с Лали; и вот опять — недавний разговор в гостиной, завершившийся не менее плачевно всего полчаса назад, теперь меня ждёт беседа на кухне в том же самом составе, что и прошлый раз, а после этого наверняка вновь придётся объясняться с Лали и врать что-нибудь убедительное по поводу того, зачем Джоанне понадобилось говорить со мной наедине. Но американка, похоже, была исполнена сыщицкого азарта — бездействия она не терпела ещё с университетских времён, а поиски убийцы помогали ей встряхнуться и не впасть в депрессию; поэтому мой вялый вид нисколько её не обескуражил.