И я довольно подробно пересказал ему всё, что узнал за сегодняшний день — начиная с того момента, как американка поведала мне о шагах в ночи, и заканчивая загадочной фразой Оливье насчёт чьих-то секретов. Николя слушал очень внимательно, не перебивая, и, когда я закончил, он ещё добрых минут пять сидел молча, уставившись куда-то в угол; мне даже показалось, что он просто-напросто заснул сидя.
— И почему ты решил рассказать мне это только сейчас? — спросил он, наконец, и я поразился тому, сколько боли и отчаяния прозвучало в его голосе. — Всё это время ты меня подозревал?
— Да не в этом дело, дружище, — невольно покривил я душой, сильным щелчком сбивая пепел с сигареты. — Просто я не был ни в чём уверен, понимаешь? У меня до сих пор каша в голове, именно поэтому я и хочу с тобой поговорить… И, кстати… у тебя ведь на мой счёт тоже были сомнения?
— Были, — не без усилия выдавил Николя. — И не только на твой… А теперь, после того, что я узнал, я с ужасом думаю о том, что даже Элен может оказаться в это замешана… Себ, поверь, это не поза — если выяснится, что моя жена причастна к убийству, я жить после этого не смогу!
— Ну, успокойся, успокойся, — я ободряюще положил руку ему на плечо. — Ты же сам в это не веришь, перестань зря себя накручивать…
— А чему я должен верить? — с тоской спросил Николя, обхватив голову руками. — О каждом из нашей компании мы думаем, что это не он, как же, такой классный парень или такая классная девчонка не могли это сделать… Но ведь кто-то это сделал, Себастьен! Кто-то это сделал!
— Тот, кому было что скрывать, — уточнил я. — Подумай, может, ты что знаешь? Мне-то вообще ничего путного в голову не приходит…
— Ничего я не знаю, — Николя невесело усмехнулся. — Если бы знал, может, лежал бы сейчас в морге рядом с Оливье…
Мы оба замолчали, да и действительно — что тут сказать? Пытаться вот так, заочно, влезть в душу к каждому из нашей компании — всё равно что пытаться пробить лбом стену. Уж если даже Николя не уверен в своей Элен, которая для него — свет в окошке, то что говорить об остальных! И моя Лали… Да, она не выносит вида крови и даже рыбу разделывать до дрожи не любит, но кто знает, на что она может быть способна, если ей вдруг понадобится скрыть что-то ужасное?! Между прочим, от меня в первую очередь скрыть…
Или Николя, который с потерянным видом сидит передо мной… Если судить совсем уж беспристрастно, то обладателем роковой тайны может оказаться именно он, почему бы и нет? Правда, нужно быть хорошим актёром, чтобы так сыграть потрясение — ведь это Николя нашёл труп и переполошил всех нас…
Стоп, оборвал я себя уже в который раз за день. Если так рассуждать, то проще пойти и удавиться; должен же я хоть кому-то верить, чёрт побери! И не обманывай сам себя, Себастьен, вот как раз Николя-то ты и веришь, иначе бы не стал ему всё это рассказывать. Но и без того приходится признать, что наше любительское расследование всё-таки зашло в тупик — права была Мануэла, ох, как права, когда советовала уповать на полицию!
В дверном проёме неожиданно мелькнула чья-то тень; подняв голову, я увидел Элен. Она стояла на пороге, зябко кутаясь в рубашку Николя, и с тревогой смотрела на нас, затем осторожно спросила:
— Мальчики, у вас всё в порядке?
— Господи, Элен, мы всё-таки вытащили тебя из постели! — покаянным голос произнёс я, разворачиваясь к ней. — Извини, я не собирался надолго воровать твоего Николя…
— Ну, чего уж там, — неожиданно апатично махнул рукой мой друг. — Присаживайся, любимая… Может быть, ты знаешь ответ на вопрос, который мучает нас с Себом.
— Нико… — предостерегающе начал я — мне совсем не понравилось то, что он собирается втянуть Элен в наши сомнительные рассуждения; кроме того, Николя выглядел сейчас абсолютно выбитым из колеи, а в таком состоянии — и я это знал — он был способен сморозить любую глупость.
Но Элен моментально ухватилась за слова мужа, и её большие карие глаза распахнулись ещё шире; теперь в них сквозила не только тревога, но и извечное женское любопытство.
— Какой вопрос, Николя? — негромко спросила она, не двигаясь с места. — Что это вы тут обсуждаете среди ночи?
— Да так, ничего особенного, — я всё ещё пытался спустить разговор на тормозах. — Сама подумай, что мы тут можем обсуждать после всего того, что случилось…
Однако Николя, когда на него накатывало, становился упрям, как мул.
— Мы обсуждаем одну очень интересную вещь, — медленно проговорил он, подняв, наконец-то, хмурый взгляд на жену. — Оказывается, в нашей компании завелась тёмная лошадка — кое-кто, благополучно утаивший от всех нас некие детали своего прошлого… а может, и настоящего. Ты случайно не знаешь, дорогая, кто бы это мог быть?
Тон Николя мне решительно не понравился, но Элен, к счастью, не заметила — или не захотела заметить — подозрений, звучавших в его голосе.
— Какие детали? — спросила она с недоумением, почти жалобно. — О чём ты? Я ничего не понимаю… Вы узнали что-то новое, да?..
Вопросы сыпались из Элен один за другим, и я увидел, что она сейчас вот-вот расплачется — и от волнений, пережитых за день, и от нервного напряжения, и от странных намёков своего любимого Николя. Резко поднявшись со стула, я усадил Элен на своё место и легонько стиснул её плечо:
— Успокойся, что ты? У нас тут действительно появились… новые факты, но всё это пока настолько сомнительно, что не хотелось бы лишний раз всех накручивать.
— Но я всё равно ничего не понимаю, — настойчиво повторила Элен. — При чём тут секреты из прошлого? Что, Оливье убили из-за каких-то старых дел?
Я лишь вздохнул — при всей своей внешней мягкости и хрупкости наша подруга отличалась завидным упрямством, и в этом смысле они с Николя друг друга стоили. Уж коль Элен захочет получить ответ на какой-то вопрос, она не успокоится, пока не достигнет цели.
Пришлось рассказать ей всю предысторию — правда, на этот раз я изложил только суть, опустив почти все детали; не стал я, естественно, говорить и о том, что на подозрении в первую очередь — три наших парочки, в том числе и она сама.
— Ну вот мы с Николя и пытались вспомнить, не слышал ли кто из нас когда-нибудь чего-нибудь эдакого… — туманно закончил я. — Ты видишь, Элен, одни сплошные предположения и домыслы, ничего определённого, так что напрасно ты разволновалась.
— А сама-то ты не догадываешься, кого мог иметь в виду Оливье? — не отставал Николя, которому явно не терпелось расставить все точки над i.-Помню, когда мы учились, к тебе все ходили как на исповедь…
Сказано было, на мой взгляд, несколько грубовато, но Элен не обратила на это внимания. Нахмурив лоб, она сосредоточенно теребила край рубашки, потом виновато взглянула на Николя:
— Извини, но мне на ум ничего не приходит… Конечно, все мы люди, у каждого своя жизнь и свои тайны, но такого, чтобы убить из-за этого… К тому же большинство секретов уже давно не секреты — взять хотя бы историю Себастьена и Линды, да и мы с тобой, Николя, тоже кое-что друг о друге знаем, и уже не один год.
Чёрт, как же всё-таки повезло нашему другу с женой, подумал я. Спокойная, рассудительная Элен никогда не порола горячку и не кидалась с ходу кого бы то ни было обвинять; без сомнения, ей тоже не по душе было анатомировать своих друзей и, кажется, она боялась даже лишний раз бросить на кого-нибудь хоть тень подозрения. Мне вдруг подумалось — Боже, какими идиотами мы будем, если окажется, что Оливье ляпнул какую-нибудь глупость, и те слова, что он сказал, не имеют никакого отношения к его смерти! А ведь мы зацепились за них так же, как утопающий хватается за соломинку…
— Насколько я поняла, речь идёт о чём-то серьёзном, так ведь? — Элен продолжала рассуждать вслух, то и дело переводя взгляд с меня на Николя и обратно. — О чём-то таком, чего не должен узнать никто и никогда ни при каких обстоятельствах… Ой!
Она неожиданно осеклась и испуганно прикрыла ладошкой рот, а мы с Николя, словно гончие псы, одновременно подались к ней.
— Договаривай! — решительно потребовал мой друг.
— Не знаю, должна ли я говорить, — медленно произнесла Элен, вновь отчаянно принимаясь терзать край рубашки. — Я в своё время поклялась, что от меня об этом никто не узнает… Понимаете, ребята, дело касается Бенедикт.