— Которого убили? — с восхищением переспросила официантка.
— С ним самым.
— Такой хорошенький, — сказала официантка. — Жаль, что его кокнули.
— Такое случается. — Мэри помолчала. — Знаешь, он мне все время рассказывал об одном своем друге, Очи.
— Очи?
— Ну да. Хочу с ним познакомиться, но не могу его найти.
— Никогда не слышала о таком.
Черт!
— Может, он приходил сюда с Бобби.
— Которого убили? Я его никогда не видела, но парни приходят по ночам, после двенадцати. Это не моя смена.
— А чья?
— Барб. Барб Маньячи.
— Может, замолвишь ей обо мне словечко? — Мэри достала бумажник, вытащила все двадцатки, что там были, вложила в меню и протянула официантке.
— Конечно. Я объясню Барб, что ты хочешь познакомиться.
— Отлично. Жду с нетерпением.
— Ладно, горячая штучка, какой закажешь ланч?
— Я не буду есть, — сказала Мэри.
Надо идти дальше.
Мэри залезла в машину. Казалось, весь квартал наэлектризован этим убийством. Люди толпились во дворах, заходя то к одним соседям, то к другим. Она медленно поехала по улице и свернула направо, на улицу, где жили Ричи По и его отец.
Мэри проехала мимо их дома. Накачанные парни в темных спортивных костюмах или в черных пиджаках выскакивали из машин, которые стояли аж в два ряда, входили в дом. Мэри заметила один «кадиллак», потом другой. Она насчитала двенадцать «кадиллаков» и потеряла надежду. Не так уж хорош был ее план, если, как выяснилось, вся мафия Южного Филли ездит на «кадиллаках».
Она снова повернула, объезжая квартал, и, остановившись на углу, вдруг вспомнила. Не раз она бывала в этом квартале. После разрыва с Бобби она часто приходила сюда в надежде увидеть его, пытаясь решить, рассказать ему о ребенке или нет, пусть и задним числом.
На душе было тяжело, почти так же, как когда умер Майк.
Выглянув из окна машины, она увидела ресторанчик на углу. «Ролли». Когда-то Бобби подрабатывал здесь официантом. Мэри стала размышлять. «Ролли» всего в двух кварталах от его дома, и если он привык сюда ходить, то, может быть, он встречался с Очи здесь?
Она заехала на стоянку, и ее телефон зазвонил.
— Энтони? — сказала она, взглянув на экран. — Привет! — В собственном голосе она услышала теплоту. Да, пришлось признать, что звучит он отнюдь не холодно, а скорее растроганно, взволнованно, чуть возбужденно.
— Как ты? — спросил Энтони. — Я думал о тебе.
— Я о тебе тоже, — услышала Мэри себя.
— Тяжелая выдалась ночь. Ты поспала?
— Практически нет.
— А сейчас что ты делаешь?
— Э-э-э… работаю.
— В самом деле? — В голосе Энтони слышалось сомнение. — Надеюсь, ты не ищешь Триш. Вспомни, что сказал Бринкли.
— Э, нет, конечно.
— Может быть, сделаешь перерыв? Пойдем пообедаем?
— Не могу. — У нее нет на это времени. Ах, только бы его это не оттолкнуло!
— Ты знаешь, я не могу тебя понять. То ты меня отталкиваешь, то нет.
Ох.
— Энтони, я тебя не отталкиваю, но мне надо идти. Я тебе перезвоню через полчаса. Честное слово.
— Ладно, — холодно сказал Энтони и отключился.
Мэри сунула телефон в сумку, вылезла из машины и вошла в ресторан. Он был прямой противоположностью «Бьянетти»: маленький, но чистый и светлый. Занят только один столик. Скатерки в веселенький цветочек, пахнет сыром пармезан и лизолом. Мэри поискала глазами официантку, не найдя, села и стала ждать.
Повернув голову, она увидела у задней стены прямоугольник флуоресцентного света — видимо, открытая дверь вела в кухню. Она пошла туда.
— Здравствуйте! — сказала она, остановившись на пороге.
— Стойте там! — Из глубины помещения вышел черноволосый невысокий мужчина средних лет с банкой томатной пасты в руках. — Я Хорхе, чем могу помочь? — спросил он с сильным испанским акцентом.
— А где официантка?
— Извините, она запаздывает. Пожалуйста, садитесь, я сейчас к вам выйду.
— На самом деле я ищу Очи. Друга Бобби Манкузо, который здесь работал много лет назад.
— Бобби? — повторил Хорхе, и лицо у него стало торжественно-печальным. Он резко поставил банку на разделочный стол и вытер руки о передник. — Мы все скорбим о Бобби. Он постоянно приходил сюда. Какая ужасная смерть! Совсем еще молодой.
— Да, — сказала Мэри и отметила, что у «Бьянетти», похоже, никто по Бобби не горевал. — Часто он здесь бывал?
— Я же сказал, постоянно. Он всегда здесь ужинал. Любил каннеллони. Раза три в неделю, а то и чаще.