Тимофей Тимофеевич молчал.
– Папенька, вы видите, что я не сумел примириться с женой… Может быть я глуп, груб, неотесан. Умоляю вас: попробуйте вы примирить нас! Клянусь вам, что если и вы не сумеете примирить нас, я дам Гане разводную, я скроюсь навсегда, и вы никогда не услышите о моем существовании… Я повешусь, утоплюсь, я сам не знаю, что я сделаю.
Куликов сильно тер глаза, чтобы они покраснели и казалось бы, что он плачет, но это ему не удавалось.
– Отвечайте, папенька…
Он остановился.
На пороге появилась Ганя.
8
Дознание
В обширном кабинете красного дерева, с широкими сафьяновыми диванами и громадным письменным столом был полумрак; в глубине кабинета в вольтеровском кресле сидел пожилой господин с седыми длинными баками, побритым подбородком, густыми, седыми, нависшими бровями и блестящими, как у юноши, глазами. Господин вертел на пальце золотое пенсне. На нем был вицмундир с двумя звездами на груди. На почтительном расстоянии от него стоял ни жив ни мертв молодой человек с опущенными по швам руками.
– Ну-с, Иванов! Как вы исполнили свое испытание? Я поручил вам, в виде экзамена ваших способностей, узнать, кто живет в квартире № 22, на Большой Морской улице, дом № 32, собрать об этом жильце точные сведения, узнать образ его жизни, средства и знакомства. Я дал вам три дня сроку и предупредил, чтобы об этом дознании не знала ничего ни одна живая душа! Теперь я жду вашего рапорта – трое суток истекли час тому назад.
– Ваше превосходительство! В квартире этой проживает молоденькая девушка, красивая как ангел, кроткая как голубица. Она дочь бедных родителей и покинула их дом. Живет она роскошно. Средства доставляет ей какой-то плюгавый старикашка, с обезьяньей физиономией.
– Довольно о нем, – перебил начальник сыскной полиции Дмитрий Иванович Густерин, – дальше.
– Словом, особа эта живет на содержании, но обставляет приемы содержателя такой таинственностью и скромностью, что никто ничего не подозревает и считают старикашку ее отцом, дядею или, вообще, родственником.
– Благодарю вас, Иванов! Вы выдержали экзамен блестяще, я назначаю вас надзирателем старшего оклада!
– Если прикажете, ваше превосходительство, я выслежу и доложу вам, кто этот старикашка, содержатель красавицы-девушки.
– Ох, нет, не надо, не надо, забудьте об этом поручении, – поспешил сказать Густерин.
В этот момент дверь тихонько приоткрылась, и вошедший курьер доложил:
– Степанов и Павлов желают лично видеть ваше превосходительство.
– Кто такие?
– По-видимому, из купечества, чисто одеты.
– Проси. А вы, Иванов, останьтесь, может быть, для вас сейчас будет поручение; на ловца, видно, и зверь бежит.
Курьер скрылся и через минуту впустил наших знакомых. Впереди шел Павлов. Он имел серьезный, таинственный вид и, не разглядев никого в темноте, нерешительно остановился на пороге. Иванов стоял около портьеры внутренней двери, так что даже привычным взглядом его нельзя было бы скоро заметить.
– Я к вашим услугам, – поднялся начальник сыскной полиции и, делая легкий поклон головой, перешел к письменному столу.
Павлов и Степанов низко поклонились.
– Садитесь, – указал Дмитрий Иванович рукой на пустые креста около письменного стола и прибавил, вынимая часы:
– Я в вашем распоряжении двенадцать минут.
– Ваше превосходительство, – начал Павлов, – мы имеем очень важное дело.
– Ну, для важного дела срока не полагается, не угодно ли вам начинать.
– Вашему превосходительству, быть может, известен богатый кожевенный заводчик Петухов, за заставой.
– Знаю. Он прошлой осенью выдал свою дочь за какого-то трактирщика.
– За Куликова, временного купца из орловских мещан. Вот об этом-то Куликове мы и пришли сделать заявление.
Густерин сделал недовольную гримасу:
– Что же? Семейное дело?
– Нет, ваше превосходительство. Мы имеем очень веские данные предполагать, что это вовсе не настоящий Куликов, а какой-то беглый каторжник, скрывающийся под именем Куликова, это какой-то Макарка-душегуб!..
Густерин вздрогнул, перегнулся через письменный стол и, уставив глаза на Павлова, приложил левую руку к уху и весь обратился в слух:
– Говорите, говорите, какие у вас есть данные!
Павлов начал. Он подробно изложил появление Куликова за заставой, его сватовство за Ганей, их решение со Степановым ехать в Орел и наводить справки и, наконец, свое свидание с чиновниками орловской мещанской управы и настоящим Куликовым.
Густерин слушал, затаив дыхание, и, когда Павлов кончил, начал тереть лоб, припоминая что-то. Он надавил одну из пуговок электрических звонков, размещенных около письменного стола, и через минуту явился плотный, низенького роста господин в синих очках.