– Не подарок же это убийц! Очень возможно, что…
– Не забывайте, ваше превосходительство, – перебил Ягодкин, – что буфетчик видел своего хозяина с каким-то господином всего в крови. Это было в день убийства камердинера! Едва ли можно сомневаться, что смертельная рана камердинеру нанесена опытной рукой Макарки, а второй господин в крови, был по всей вероятности, Антон Смолин.
– Или лакей Игнатий?
– Если лакей Игнатий, то Антон совсем ни при чем и пошел на каторгу невинно!
– Посмотрим. Можно будет и вернуть его, если точно окажется.
– Ну, господа, пятый ящик.
Когда слесарь приподнял крышку пятого ящика, все отшатнулись и онемели от удивления. В ящике лежал большой портрет красавицы Нади Поршевской, толстая золотистая коса и в небольшой баночке со спиртом палец с обручальным кольцом. Тут же находилась связка каких-то писем и браслет с бриллиантами.
Читатели помнят, что зять Петухова, еще недавно пересматривая свои ящики, не открыл этого ящика и только произнес перед ним загадочный монолог, обвиняя «ее» в своей погибели. Теперь значение этих таинственных восклицаний объяснилось.
– Вот вещественные доказательства того, что я только что рассказывал, – произнес Густерин. – Значит, злодей действительно любил девушку, если только подобные душегубы имеют сердце, чтобы любить. Смотрите, как бережно обложены все вещи ватою, с какой заботливостью хранятся эти памятные предметы!
Задумчиво смотрел Густерин на раскрытый ящик.
– Да! Разгадайте вот человеческую натуру подобных Макарок-душегубов! Поднимает руку, чтобы зверски умертвить неповинную девушку и в то же время бережно хранит сувениры!
– Однако, что же будем делать с дверьми погреба в подземелье? – спросил следователь.
– Необходимо открыть его.
– Ваше превосходительство, – обратился к Густерину Иванов, – позвольте мне пролезть в отверстие подземелья с наружным выходом. Я возьму конец веревки и, если мне станет худо, дерну ее, тогда вы вытащите меня за другой конец. Раскопки будут очень продолжительны.
– Если вы настаиваете… Я не вправе дать вам такое поручение, но если ваша добрая воля…
– Нужно спросить заключение доктора, – сказал следователь.
– Я совершенно здоров.
– Ну, если здоровы и непременно желаете – с богом!
Иванов почти обрадовался и через минуту был в подземелье. Он завязал веревку себе на пояс и передал другой конец Ягодкину.
– Вы не откажетесь?
– Еще бы! Можете быть покойны. Если веревка окажется короткой, мы привяжем другой конец. Одно только! Если почувствуете духоту, немедленно давайте сигнал, иначе мы не успеем вас вытянуть и вы задохнетесь.
– Хорошо. Я думаю лезть ногами вперед, чтобы легче было повернуться в случае надобности.
– Да. Это правильный расчет; пожалуй, ногами вам легче будет устранять препятствия в дороге.
Ягодкин спустился тоже в подземелье и еще раз осмотрел отверстие; диаметр дыры был не более аршина. Никаких других отверстий, кроме запертой двери, не было.
– Сомнения нет, что Макарка ушел сюда. Одно только – не завалил ли он выхода?
– Но вы чувствуете приток воздуха, значит, выход свободен.
– Пока…
– А вы полагаете, что он сидит у выхода и ждет чего-то? Наверняка его уж и след простыл.
– Во всяком случае, как только почувствуете дурноту, давайте сигнал.
Ягодкин помог Иванову влезть в отверстие. Через минуту тот исчез во мгле.
34
Обвинительный акт
Жители Саратова устроили целую манифестацию в честь арестованной Коркиной. Никто не хотел верить, что ангельски кроткая и добрая Елена Никитишна могла убить мужа или вообще содействовать убийству. Среди старожилов города распространилось мнение, будто члены суда и следователи напрасно обвиняют неповинную и томят в темнице жертву судебной ошибки. Откуда взялось это мнение, кто пустил его в обращение – неизвестно, но жители твердо были убеждены, что только судейская волокита томит в тюрьме безвинную Коркину-Смулеву. В один прекрасный день смотритель тюрьмы получил громадный букет из живых цветов и адрес на имя заключенной Коркиной. В адресе друзья и почитатели Елены Никитишны выражали ей чувство своего соболезнования и ободряли ее уверениями, что рано или поздно правда восторжествует. В то же время депутация из несколько лиц явилась к председателю суда с просьбой выпустить Коркину-Смулеву.
– Господа, – ответил им председатель, – ваша просьба не только противозаконна, но и нелепа! С такими просьбами вы не имеете права обращаться к суду.
– Но мы готовы отдать наши головы за ее невинность! Клянемся, что она томится без всякой вины.