– Позвольте поздравить вас, Дмитрий Иванович, с блестящим окончанием дела. Вы проявили геройскую самоотверженность!
Густерин улыбнулся. У него таких подвигов в прошлом немало, и репутация русского Лекока заслужена им недаром.
– Я желал бы только одного, чтобы мне не пришлось опять возиться с этим злодеем! Ради бога, не снимайте с него оков и не оказывайте ни малейших послаблений! Это не арестант, а сам сатана в образе человека! Я не видывал в своей практике подобного супостата!
Макарка за все время не проронил ни единого звука. Он точно замер в своем оцепенении! Да и что он мог сказать? Оправдываться бесполезно, защищаться невозможно, просить пощады смешно! Остается одно – терпеть, а там видно будет! Поживем, увидим! Не первый раз он в таком положении, да, может быть, и не последний!
– Когда позволите доставить вам молодца в камеру? – спросил Густерин.
– Хоть сегодня. Мы его облупим скоро, благодаря полному и богатому дознанию.
– Чем скорее вы закуете его в кандалы, тем лучше! Только сообщите главному тюремному управлению о необходимости над ним усиленного надзора, когда его повезут на Сахалин! Этот злодей способен с корабля убежать; он в огне не горит, в воде не тонет!
– Ну, до Сахалина еще далеко; как бы он раньше не выкинул какой-нибудь штуки.
– Знаете что?! Не командировать ли к вам для надзора за ним одного из моих агентов? Спокойнее будет!
– Если бы вы были так добры! Это, конечно, очень полезно!
– С большим удовольствием! Я дам вам Петрова, который ездил по делу Коркиной.
Густерин позвонил.
– Дайте приказ Петрову отправиться с господином следователем впредь до особого распоряжения. А этого арестанта под строжайшим конвоем отправьте сейчас в дом предварительного заключения, – показал Густерин на Макарку.
Злодей чуть заметно усмехнулся, но эта улыбка не скрылась от Густерина.
– Не пойти ли мне самому с ним? Право. Кандалы одеть теперь мы не можем, веревкой связать – неудобно, а так, на свободе, его вести очень трудно!
– Не беспокойтесь! Усадите в карету, а там с нашего двора ему не убежать!
– Не придумаешь даже, что он может выкинуть!
Густерин отдал приказания и обратился к Машке:
– А ты получи обещанные пятьсот рублей и можешь разделить их, как знаешь. Мою долю я отдаю тебе!
– Спасибо, ваше превосходительство! Только я не знаю, на что мне эти деньги? Еще убьют меня из-за них! У меня никогда и рубля в кармане не было!
– Отдай в банк на хранение. Ты будешь еще получать рублей двадцать в год процентов. Вот тебе и квартира, обеспеченная на всю жизнь.
– Ваше превосходительство! Положите сами их в банк, я ничего не знаю! Только двести рублей дайте мне для моих помощников.
– Не надо и тем ничего! Скажи, что я не дал денег!
– Не могу, ваше превосходительство! Я никогда не лгу.
– Ну, пусть сами придут.
– Они не могут. Они ведь «стрелки».
– Не дам, не дам. Приходи завтра и получишь книжку.
Машка вышла опечаленная. Зачем она отказалась взять деньги? Вот теперь скажут, что она обманула товарищей. Ей веры не будет. Хорошо! Завтра она получит книжку, и они вместе пойдут в банк брать деньги назад.
– А тебе, Куликов, – обратился Густерин к орловскому мещанину, – мещанская управа будет выдавать по пять рублей в месяц для семьи, пока вырастут дети. Если бы ты мог перестать пить…
– Не могу, ваше превосходительство! Я помру, если брошу пить. Вы помните, какой я приехал в Петербург, и посмотрите теперь на меня!
Действительно, он имел вид чахоточного накануне смерти. Ввалившиеся щеки, стеклянные глаза и смертельная бледность; он едва двигался; руки, ноги тряслись.
– Может быть, тебя в больницу положить?
– Ваше превосходительство! Прикажите лучше дать мне полуштоф, и я сразу поправлюсь! Спросите у господина Павлова.
– Ты теперь свободен. Вот тебе десять рублей. Билет до Орла ты получишь бесплатный. Когда Макарку судить будут, ты можешь отказаться приехать – это твое право. Я не хочу тебя задерживать, поезжай с богом.
– Покорнейше благодарим, ваше превосходительство! – И Куликов, поклонившись в пояс, вышел.
– Ну, а с вами что же мне делать? – обратился Густерин к бродяжкам, смиренно столпившимся в углу кабинета.
– Не погубите, ваше превосходительство!
– Да кто вас губит?! Сами вы себя губите! Ну, как я вас выпущу? Куда вы пойдете, что будете делать? Ни угла, ни гроша денег, ни работы! Да и работать вы не станете! Ну, что я поделаю? Не могу же я воров плодить в столице! Вы судились?