– Сударыня, – обратился он к ней, – еще раз прошу вас объяснить мне цель вашего посещения.
– Я понимаю, господин директор, что вы меня не узнаете! Я сама сейчас себя не узнала и никогда никому не поверила бы, что это я! Но, тем не менее, я все-таки Коркина и могу предложить вам сделать хоть сейчас запрос по телеграфу в Саратов. Я прямо оттуда. Меня судили за мужеубийство и оправдали.
– Но ваш муж еще жив, какое же убийство?
– Первого мужа, Смулева.
– Простите, но я не могу ничего для вас сделать. Вы укажите мне кого-нибудь, кто знал бы вас лично, или представьте документы.
– Все мои документы у господина Галицкого в Нижнем Новгороде, он же может меня и удостоверить.
– Галицкого я хорошо знаю и переписывался с ним о Коркине. Если хотите, я спрошу его.
– Пожалуйста, но пока позвольте мне хоть взглянуть на мужа.
Директор написал телеграмму и отдал стоявшему в дверях служителю.
– Пошлите немедленно.
– Господин директор, в каком положении мой муж?
– В очень плачевном. Мы со дня на день ждем его кончины.
– Ради бога, ведите меня скорее к нему!
– Он больше недели уже без сознания. Хорошо, пойдемте, но я, до получения ответа от Галицкого, не могу разрешить вам ни домой взять его, ни перевезти в другую больницу.
– Хорошо, дайте хоть взглянуть!
Они прошли коридорами на мужскую половину – в отделение слабых. Елена Никитишна с чувством страха и брезгливости смотрела на несчастных безумцев, десятками бродивших по залам и коридорам больницы; их длинные халаты, бессмысленные движения, лихорадочные глаза и жалкий, пришибленный вид производили самое удручающее впечатление. Но вот они дошли до крайней палаты, в которой помещалось восемь кроватей. Еще издали послышался оттуда стон.
– Вот Коркин, – произнес директор, показывая на лежавший на третьей постели высохший полутруп.
– Это мой Илья, толстый, живой, веселый? – вскричала Елена Никитишна.
Теперь она переменилась ролями с директором; последний не узнал ее и спорил, а она не узнала мужа и готова была драться.
– Вы ошибаетесь, господин директор, вы перепутали! Покажите мне моего мужа!
Эти пререкания походили со стороны на спор умалишенных, и нельзя было разобрать, кто же из них, в самом деле, здоровый и кто безумный.
– Нет, нет, ни одной черты лица Ильи! Не он, не он, – твердила Коркина. – Это ошибка, покажите мне его.
– Перестаньте, сударыня, вы по себе должны видеть, как болезнь меняет человека. Этот больной много выстрадал.
Елена Никитишна упала к ногам больного и зарыдала.
– Илья, Илья, что сделал с нами этот проклятый Макарка-душегуб! – вскрикнула Коркина.
При последнем слове больной вздрогнул и открыл глаза.
– Илья, мой ненаглядный, бедный Илья, – застонала Елена Никитишна, рыдая.
– Где Макарка? – прошептал больной, приподнимая голову.
– Смотрите, он очнулся, приходит в сознание, – произнес директор.
– Илья, Илья, ты не узнаешь меня?
– Где Макарка? – повторил больной. – Я иду к нему. – И он сделал движение, чтобы встать.
– Успокойтесь. Тут только ваша жена.
– Жена? Елена?!
– Я, я… – бросилась к нему Елена Никитишна… – Милый!..
– Нет, это белая корова мычит! М-м-му!!.
– Осторожней, отойдите от него, – произнес директор.
– Дайте Макарку мне, – произнес больной громче.
– С ним повторяется припадок, отойдите!
– Дайте его, – закричал больной и сел на постели. – Где он?
– Тише, тише…
Больной вскочил и побежал по комнате. Двое служителей стали его ловить.
– Надо надеть рубашку, – произнес директор.
– Ради бога, не надо, – взмолилась Елена Никитишна.
– Не справиться с ним. Укладывайте его скорее!
Между тем больной приходил все больше в ярость и начал неистовствовать. Его повалили на пол, и четверо санитаров с трудом сдерживали. У него выступила пена изо рта.
– Сильный припадок, очень опасный для больного.
Коркин все бился и, после десяти минут исступления, медленно стал стихать. Его перенесли на постель. Елена Никитишна стояла в ногах со слезами на глазах.
– Ильюша, Ильюша, кто мог бы подумать это!
Больной уставил на нее глаза.
– Нет, не похожа, – прошептал он, – она не придет. Кто она?
– Ильюша! Ведь это я, твоя Елена, я навсегда к тебе пришла! Я не уйду больше!
Больной отрицательно покачал головой.
– Нет, не она. – Он закрыл глаза и тяжело дышал.
– Доктор, – умоляла Елена Никитишна, – скажите, надежда еще не потеряна?
– Почти. В его положении выздоровление более чем трудно.
– Но бывает?
– В моей практике я не помню.
– Вы позволите мне остаться возле него?