– Невеселая же свадьба, – говорил сокрушенно старик, не успевший снять даже своего мундира и не отходивший все время от постели больной дочери.
– Папенька, вы пошли бы отдохнуть, – уговаривал Куликов, – я присмотрю за Ганюшей, неужели вы беспокоитесь?!
– Нет, разумеется, нет, но все-таки сердце покойнее, когда на глазах. Я никогда не расставался с дочерью, и вдруг приходится расстаться при таких печальных обстоятельствах.
– Доктор говорит, что это простой обморок, просто в церкви было душно. Это скоро пройдет.
– Дай бог! Ну, я пойду, а в случае чего вы дайте мне знать. Я буду дома.
Вслед за Петуховым разошлись и другие. Молодые остались одни. Куликов подошел к постели больной, взял ее за руку и сильным движением стащил на пол:
– Ты, милая женушка, оставь эти штуки! Мы с тобой не баре какие-нибудь и нам не к лицу эти самые обмороки! Слышишь! – рявкнул он громовым голосом.
Ганя, стоявшая, прислонившись к постели, раскрыла широко глаза и выпрямилась.
– Вот так! Теперь снимай свои уборы и переоденься. Слышишь!! Чтобы у меня этих штук не выкидывать! У меня лечение простое и самое действенное. – Он поднес к лицу Гани свой мощный, красный кулак. – Живо приводи себя в порядок! Маланья поставила самовар, распорядись закусить, мы ведь, благодаря твоей дури, остались без обеда. Ну, шевелись!
Ганя очнулась и машинально стала исполнять приказания мужа. Она была точно в состоянии гипноза. Куликов с усмешкой смотрел на ее быстрые движения.
– Так! Вот это я понимаю! В нашем, матушка, положении нюни нельзя распускать! Ты у меня белоручкой сидеть не станешь! Мне жену нужно, а не миндальную барышню!
Старик Петухов зашел на следующий день утром и нашел Ганю совершенно здоровой. Она собиралась ехать с мужем делать визиты и чувствовала себя совсем хорошо. От вчерашнего припадка не осталось и следа.
– Ай-да зятек! Да ты, брат, лучше всякого доктора! Право, молодец, недаром ты мне с первого знакомства понравился! Как ты, Ганя, довольна мужем?
– Довольна, папенька, – отвечала молодая, не глядя ни на кого.
– Первый визит к вам, папенька, – проговорил Куликов, – сейчас едем.
– Нет, уж вы ко мне последний, да не очень-то таскайтесь, отложите до завтра. Я вас буду с обедом ждать, и сегодня же наши счета сведем.
– Полно, папенька, какие там счеты, – скромно ответил Куликов.
Петухов поцеловал деток и поплелся домой.
Вечером Куликов получил обещанные 50 тысяч чистоганом и сразу переменил тон с тестем, хотя остался в границах холодной вежливости. Жене он объявил, что она не смеет видеться с отцом иначе как в его присутствии и не должна никуда отлучаться из дому без его ведома и разрешения. Ганя пробовала было что-то возразить, но когда она встретила взгляд мужа, то язык прилип к гортани, и она не кончила фразы. Это тот взгляд, который впервые она почувствовала во время своего визита к Куликову, который заставил ее дать клятву выйти за него замуж, заставил в день брака встать с постели и теперь оборвал фразу на полуслове. Этот самый взгляд всегда впоследствии производил на Ганю то же магическое действие и превращал ее в бессловесную, безответную и покорную овечку. Ганя не могла объяснить себе силу этого взгляда. Был ли это страх, боязнь или как бы паралич воли и сознания. Как несчастный кролик, встретивший взор змеи, покорно идет сам в пасть хищника, так и Ганя, трепетная, обессиленная, шла в когти своего палача.