Ша Тин
Убийца
Тяньбин[1] с переломанной ногой, точно шелудивый пес, доживал в храме Ваньемяо свои последние дни.
Храм стоял на холмистом месте, где арык семьи Му соединялся с оросительным каналом. Маленький, величиной в две квадратных сажени, с белыми стенами, крытый черной черепицей, храм по виду напоминал дот.
Холм тянулся на пять-шесть ли. Когда-то здесь промывали золото и жизнь кипела ключом. В те времена и был построен храм. Теперь вокруг него не видно было конусообразных корзинок[2] и не слышно ударов врезающейся в землю кирки, похожей на журавлиный клюв. На земле виднелись лишь бесчисленные обвалившиеся выработки. Вокруг стояла мертвая тишина. Едва тяньбин вернулся с фронта, отец выгнал его из дому: он уже знал о гибели младшего сына.
Старик грубо ругался и сыпал проклятиями. Он не верил клятвам старшего сына и не хотел сжалиться над его увечьем, словно тот и впрямь был убийцей своего брата.
Только мать сочувствовала бедняге. Время от времени она украдкой приносила ему чего-нибудь поесть и терпеливо уговаривала своего «старого черта» смягчиться. Однако, навещая сына, старуха постоянно что-то бормотала и вздыхала, и от ее вздохов еще сильнее сжималось сердце тяньбина.
Как-то под вечер, глотая принесенную матерью еду, тяньбин прислонился спиной к стене и всхлипнул: «Вам нужно, чтобы я признал себя убийцей?» Потом он зарыдал и отказался от унизительных подачек. С тех пор и начал просить милостыню.
Сейчас родные совсем забыли тяньбина. Однако несколько лет назад он играл в жизни семьи значительную роль, хотя и не такую важную, как младший сын. Братишке было двадцать четыре года. Он проучился несколько лет в начальной школе и после женитьбы редко брался за мотыгу, тратя большую часть времени на то, чтобы выучиться у своего тестя медицине.
Отец возлагал очень большие надежды на будущего врача. Несколько неудач в торговых делах лишили старика веры в свои силы, да он и понимал, что из крестьянствования проку не будет. Ежедневно напиваясь, он проклиная свою судьбу. Этот торговец лесоматериалом имел еще двух сыновей, но они были очень малы. Поэтому работа в поле целиком легла на плечи старшего сына.
Он был трудолюбив; казалось, его интересовала только работа. А когда выдавалось свободное время, он тут же, в поле, засыпал или сидел безмолвно где-нибудь в сторонке. За его покладистый характер местные задиры прозвали его «дурнем». Однако мало кто называл его так в глаза: он был лишь немного простоват, да и только…
Это случилось весной тысяча девятьсот двадцать пятого года. Однажды ночью скончалась в трудных родах жена старшего сына. Это были первые роды после нескольких лет их совместной жизни. Старик словно взбесился; он кричал, что больше не может давать сыну денег, так как тот их зря транжирит.
Однако на следующий день все-таки наскреб денег и велел сыну заняться похоронами жены. Старик всегда сомневался в умственных способностях старшего сына, поэтому отправил с ним в город молодого врача. Братья быстро управились с основными делами. Они дали заказ на постройку часовенки и пригласили двух даосских монахов. Оставалось лишь закупить мелочи, вроде масла и вина. С этим мог справиться и старший сын.
И вот у дверей дома, где жили монахи, младший брат договорился со старшим о месте встречи и побежал в ямынь читать объявления.
Старший брат поправил на плечах куртку и отправился на многолюдный рынок. Однако на перекрестке, около башни, его окружило несколько человек, насильно вербующих в носильщики.
– Господин, у меня дома покойница! – вырываясь, запротестовал он.
– Не двигаться!
– Правда, покойница дома лежит! Пойдемте, сами увидите!
Но люди в серой одежде вовсе не стремились убедиться в его правдивости. Они схватили его, связали одной веревкой вместе с другими крестьянами и повели к храму с красными колоннами, где держали под стражей завербованных носильщиков. В главном зале уже сидело десятка два-три крестьян. Его младший брат тоже был там. Обхватив колени руками, он сидел, подняв голову, и лицо его выражало крайнее возмущение. Увидев молодого человека, старший брат невольно вздрогнул, так как сразу вспомнил о растраченных деньгах, умершей жене и сердитом отце.
Простояв несколько секунд в каком-то остолбенении, он проглотил слюну и спросил:
– И ты здесь?
Младший брат лишь бросил на него злобный взгляд и отвернулся.
Братья просидели под стражей два месяца, затем были отправлены вместе с гарнизонными частями. Они попали в распоряжение одного и того же ротного командира.
Работа им досталась очень легкая, так как на носилках, которые они несли, сидела худенькая молодая наложница командира роты. В пути братья очень заботливо относились друг к другу, забыв неприязнь, которую чувствовали, пока находились под стражей. Они думали только об одном: как бы вернуться домой. Но едва они прибыли к месту назначения, их снова взяли под стражу. Говорили, что за работу им заплатят. В истории сы-чуаньских носильщиков это было редкостью. Поэтому крестьяне удовлетворенно хмыкали и строили всевозможные догадки и предположения.
Однажды за ужином завербованные, держа перед Собой миски с едой, заговорили о возможном заработке. Они гадали, достоверно ли это известие и сколько денег они получат. Молодой врач, вначале не произносивший ни слова, вдруг громко стукнул палочками, которыми ел, и прервал говоривших:
– Деньги? – В голосе его звучало явное сомнение. – Я хочу только одного – чтобы меня поскорей отпустили.
Старший брат вздохнул.
– И я хочу, – с грустью сказал он. – Но боюсь, как бы нас в солдаты не забрали.
1
Тяньбинами назывались солдаты старой (видимо, милитаристской. –