— А что тогда? Ты пришла сюда спросить у меня, что я знаю. Ты в крайне затруднительном положении.
Хенли откинулась назад.
— Я в крайне затруднительном положении? Ну, это вряд ли. А знаете, что думаю я? Я думаю, что вы тут сгораете изнутри. Вы заперты здесь без шансов на помилование. Вас вывезут отсюда только вперед ногами в деревянном ящике, кремируют и выбросят пепел в ближайший мусорный бак.
— Осторожно, инспектор!
— Вы заперты здесь, пока кто-то орудует на свободе, режет тела, ставит на них вашу метку, а вы ничего не можете с этим поделать.
— Осторожно, — повторил Оливер тихим голосом, зловещим и угрожающим.
— Не вы здесь командуете парадом, — отчеканила Хенли.
Оливер улыбнулся, но больше ничего не сказал.
Рамоутер попытался сдержать кашель в наступившей тишине. Часы Хенли остались в машине, в бардачке. В этой комнате часов не было. Казалось, минута здесь идет за час.
— Мы закончили, — объявила она Рамоутеру.
Хенли попыталась взять себя в руки, когда Рамоутер встал и быстро пошел к двери. Она слышала шорох одежды Оливера — он повернулся, чтобы посмотреть, как она уходит. Хенли не оглядывалась назад. Она не могла допустить, чтобы Оливер видел отчаяние у нее на лице и то, какие ей пришлось приложить усилия, чтобы удержать себя в руках.
Глава 17
Доктор Марк Райан выглядел как настоящий судебный психолог. Уверенный. Вызывающий доверие. У него был уютный кабинет, который располагался в здании бывшей кондитерской фабрики в Бермондси. В кабинете было тепло. Комфортно. Спокойно. Никогда не скажешь, что в этом месте звучат истории о травмах, предательстве, потере веры в себя, тревогах и волнениях, а иногда стоит просто оглушительная тишина. Но Хенли не могла расслабиться.
— Анжелика, ты выглядишь так, словно злишься на меня. Ты расстроена? — спросил Марк, устраиваясь в кожаном кресле напротив нее.
— Ты прекрасно знаешь, что я на тебя не злюсь, — ответила Хенли и взяла чашку чая, которую Марк поставил на кофейный столик.
— Последние три месяца я говорил тебе, что ты еще не готова вернуться к работе «в поле». Ты просто меня не слушала. Я уверен, что твой психотерапевт сказал бы тебе то же самое.
— Я перестала к нему ходить, — сообщила она.
— Что? Как перестала? Когда?
— Примерно семь недель назад.
— Ради всего святого! Почему?
— Ты знаешь почему. Доктор Эфзал слишком категоричный.
— Это ты его так воспринимаешь.
— Да как бы там ни было. Я предпочла бы тебя.
— Я тебе уже говорил, что в моей профессии есть незыблемые правила. Должны соблюдаться границы между психотерапевтом и пациентом. А мы с тобой вместе напивались в пабе «Маркет Таверн», чем явно пересекали эту черту.
Хенли улыбнулась, вспоминая тот маленький паб, куда они вместе пошли после того, как Эбигейл Бернли вынесли приговор за убийство пятнадцати человек.
— Значит, я спрашиваю тебя как друг. Не как психотерапевт, потому что это было бы неэтично, — снова заговорил Марк. — Каково тебе вернуться на работу?
Хенли откинулась на спинку дивана и постаралась подобрать правильные слова. Она не могла рассказать ему про паническую атаку прошлой ночью. Она уже постаралась о ней забыть, затолкала в дальний уголок сознания.
— Комфортно. Я чувствую себя комфортно. Это неправильно, да? — заговорила Хенли, глядя в окно за головой Марка. Они сидели на четвертом этаже, из окна были видны очертания города. — Наверное, мне не следует чувствовать себя комфортно среди всего этого.
— Если бы я был твоим психотерапевтом (а я им не являюсь), я сказал бы, что не мне определять, правильно или неправильно то, что тебе комфортно. Если ты так себя чувствуешь, значит, ты так себя чувствуешь.
— В безопасности.
— Что? — Марк поднял голову.
— Я чувствую себя в безопасности, когда работаю «на земле», вернувшись на улицы из кабинета. Это странно, потому что на наших улицах совсем не безопасно, тогда как сидеть в кабинете… — Она запнулась, но, судя по выражению лица Марка, он не собирался ее осуждать, а, наоборот, хотел подбодрить, и Хенли продолжила: — В кабинете у меня было ощущение, будто меня наказывают за что-то, в чем я не виновата. Он наказал меня за ошибку, которую допустил он сам.
— Он? Ты имеешь в виду Пеллачу?
— Нет. — Хенли поставила чашку с чаем на стол. Марк забыл положить сахар. — Нет. Я имею в виду его. Раймса.
— Ты почти не говоришь о нем, что странно, учитывая, как вы были близки.
— Говорить не о чем. Он мертв. А мы должны жить дальше.