абушки одежду для кошек. Эта пожилая дама дала им несколько вязаных вещей. Бедному животному, на которое мы сейчас смотрели, не повезло. Теперь мы могли спокойно вернуться вниз. Несмотря на то, что ситуация разрешилась самым лучшим образом, что-то жуткое, особенно сейчас, было в этом мрачном чердаке, по которому рыскал, приплясывая, луч карманного фонаря. Генрих забрал у меня фонарик и посветил себе на запястье. На часах было 23:20, о чем он, ступив на лестницу, громко сообщил всем присутствующим. Подбадривая женщин громкими возгласами, Генрих заставил их поторопиться. Ева, все больше повышая голос, высказала свое сомнение по поводу того, стоит ли нам все же смотреть эту запись убийства. Она надеется, что немецкая полиция уже успела закрыть этот телеканал или же его захватили протестующие. Хотя последнее противоречит принципам правового государства и является уголовно наказуемым, она тем не менее была бы на стороне демонстрантов, штурмующих телестудию, и всей душой поддерживает их акцию. Генрих сказал, чтобы она перестала канючить. На меня, остававшегося наверху, была возложена обязанность закрыть чердачный люк и запереть его на металлическую задвижку. Что я и сделал. Спустившись на первый этаж, мы, пока не началась передача, занялись каждый своим делом. Ева в очередной раз отправилась в туалет. Генрих спрятал так и не пригодившийся топор до поры до времени в шкаф, стоявший в коридоре. Он сменил свой промокший халат на сухую куртку. На кухне моя подруга достала из ящика поднос размером полметра на метр. Она поставила на него три пакетика соленой соломки, два пакета чипсов, маленькую вазочку с арахисом, пластмассовый контейнер с белым виноградом, четыре маленькие розетки с ванильным мороженым, четыре пачки вафель и чистую пепельницу. Я стоял и смотрел, как она все это делает. Генрих из гостиной громко крикнул, что уже 23:28. Передача уже идет, но видеозапись еще не началась. Мы поспешно бросились в гостиную и расселись по местам. Попытка Евы поблагодарить мою подругу за то, что та позаботилась об угощении, была подавлена в зародыше шумным возгласом неудовольствия со стороны Генриха, который, подобрав ноги, лежал на диване. Все внимание на экран. На экране ведущая программы, упитанная блондинка, беседовала с бородатым человеком лет пятидесяти. Судя по титрам под картинкой, это был психолог и теолог в одном лице. Ведущая поблагодарила его за объяснения, развернулась всем телом к объективу и обратилась к зрителям. Она сказала: «Дамы и господа, случилось ужасное. К каким последствиям может привести это чудовищное преступление, к которому сейчас приковано всеобщее внимание, пока остается неясным». Брезгливо прикасаясь кончиками пальцев, она открыла лежащую перед ней на столе коробку. «Ничто не свидетельствует столь красноречиво о возмущении, царящем в обществе, как содержимое этой коробки, которая была прислана к нам на студию с требованием применить его к убийце или же, в случае если его не смогут арестовать, к ответственным лицам, коль скоро они действительно намерены показать эту немыслимую видеозапись». Говоря это, она не торопясь вынула из коробки веревку с петлей на конце, которая вполне определенно подходила для того, чтобы накинуть ее на чью-то шею и привести смертный приговор в исполнение. Генрих сказал: Просто в голове не укладывается, что за люди! На экране, рядом с ведущей, вновь появился психотеолог. Он уставился на веревку с петлей, покачал головой и выразил всю свою сокрушенность невнятным бормотанием и беспомощными жестами. Генрих отметил: Вот теперь перед нами теолог, а до этого был психолог. Эти люди на самом деле отвратительны, — откликнулась моя подруга. Затем показали сюжет о том, как была найдена видеозапись. Заправщик с бензоколонки у автостоянки Кайзервальд на автобане рассказал, как он обнаружил кассеты и видеокамеру. Пальцем он указал на карте то место, где все это было найдено. Штирийский диалект, на котором он говорил, даже мы понимали плохо, и немецкий телеканал запустил субтитры с переводом. Ну и фрукт! — вставил Генрих. Ведущая сказала, что в связи с предстоящим показом видеозаписи телеканал подготовил официальное заявление, которое она сейчас зачитает. Генрих выкрикнул в экран, что она может засунуть свое заявление куда подальше, он хочет увидеть, наконец, эту запись. Ведущая зачитала заявление о том, что канал в полной мере осознает свою ответственность перед обществом. Именно это обстоятельство лежит в основе решения показать видеозапись. При обращении со столь сложным и неоднозначным материалом будет соблюдаться предельная осторожность. Уже 23:43, что за дела! — кипятился Генрих. Ведущая продолжала зачитывать текст заявления: «Пора в Европе положить конец тому положению дел, которое свойственно скорее для американского общества. Случившееся в соседней с нами Австрии затрагивает каждого. Обществу необходимо зеркало, чтобы оно смогло всмотреться в себя. Эту ответственную роль берет на себя наш телеканал». Генрих заметил, что ведущая несет жуткую ахинею, и моя подруга с ним согласилась. Генрих, единственный, кто еще не съел свое мороженое, взялся за розетку. Ведущая объявила, что сейчас будет показана видеозапись. Но перед этим на экран выведут номера телефонов психологической помощи. Если вдруг после просмотра видео у кого-то из зрителей возникнет настоятельная потребность поговорить об этом со специалистом. Помощь психологов бесплатная, но за телефонную связь взимается плата, максимальный размер которой составляет 97 пфеннигов за минуту. Видеозапись покажут после короткой рекламной паузы. На экране телевизора появились номера контактных телефонов. Затем показали молодую женщину, которую двое сыновей просят купить шоколадный батончик с молочным кремом. Генрих недовольно пробурчал, что народ на этом телеканале явно никуда не торопится. Он переключил на соседний канал. По другой программе речь как раз шла о демонстрации перед зданием того самого телеканала, который собирался показать видео с убийством. Несмотря на ночное время, сотни людей окружали здание телестудии. На транспарантах были написаны разные оскорбления. Один из транспарантов гласил, что телеканал сам заказал убийство, предварительно оплатив видеосъемку. На нескольких плакатах можно было прочитать: «Вы мерзавцы — производители снаффа», «Вы снафф-убийцы», «Вы показываете снафф». Ева спросила, что значит «снафф». Генрих объяснил, что снаффом называют видео с настоящими убийствами, на такие записи есть спрос у любителей. Это свидетельствует о том, до чего же болен и испорчен современный мир, — заметила моя подруга. Генрих не согласился с этим. В Средневековье головы отрубали публично, и собиравшиеся толпы были в полном восторге от таких зрелищ. Мы ничуть не лучше людей прежних времен. Моя подруга возразила, что иногда мы все же бываем лучше. Генрих пожал плечами. Он снова вернулся на немецкий канал, где должны были показать видео с убийством. Там все еще шла реклама. Генрих разразился оскорбительной тирадой. Уже 23:52, они что, всю ночь будут валандаться и, может, начнут еще суперпылесосы «Финис» рекламировать? Он включил телетекст. Там никаких новостей не было. Генрих предложил, чтобы скрасить ожидание, сыграть еще раз в карты. Моя подруга отказалась, сославшись на сильное нервное напряжение перед просмотром записи. Генрих предложил мне пари, что видео не покажут до полуночи. Я сказал, что начнут показывать, и выиграл. В 23:58 на экране снова появилась толстая телеведущая. Она сообщила, что сейчас начнется показ записи. Полная запись длится четыре часа. На канале ее смонтировали, чтобы показать основные события и кадры, из которых складывается единая картина происходившего. Если у телеэкрана в данный момент находятся дети и подростки, не достигшие 16-и лет, то родителям или опекунам следует их увести. Генрих тут же в шутку скомандовал жене, чтобы она покинула помещение. Ева явно не оценила этого юмора. С каждой секундой качество изображения на экране менялось. В правом верхнем углу экрана мигал цифровой таймер. Когда пошел первый эпизод, на таймере было 0:08. Это означало, что первые семь минут видеосъемок не сочли приемлемыми для показа. В нижней части экрана бегущая строка сообщала зрителям: «Это не сенсационное видео. Это слабая попытка осмысления невообразимой трагедии». Генрих сказал: «Невероятно» — и запустил руку в вазу с арахисом. Ева грызла ногти. Она лишь время от времени бросала взгляд на экран телевизора. Моя подруга сказала, что не в состоянии понять, как можно совершить подобное, да к тому же записывать все это на пленку, а телевидение вдобавок это еще и показывает. Тсс! — шикнул на нее Генрих. Он показал на экран телевизора. В кадре был обычный перелесок. Камера в руках оператора подрагивала. Человек с видеокамерой приближался к какой-то определенной точке. Показалась поляна, по которой бегали трое детей с деревянными палками в руках. Монтажный переход. 0:15. Высокий искаженный голос, голос человека из-за камеры, говорит детям, что теперь, когда он связал их брата, они вряд ли осмелятся сбежать. Подобная попытка может стоить жизни сначала связанному брату, а затем, через пару часов, и остальным, вместе со всеми членами их семьи. Генрих сказал, что он их буквально задавил. Камера показала связанного мальчика. Тот спросил, чего дядя от них хочет.