Можно, — ответил человек с камерой. — Сейчас цена жизни брата — всего один глаз». Пусть длинноволосый брат выколет палкой глаз своему связанному брату. И не просто ткнет один раз, а основательно поковыряется. Ребенок ответил, что не сможет этого сделать. Он снова стал просить, чтобы его вместе с братьями отпустили на свободу, но получил отказ. Человек с камерой спросил мальчика со щербинкой, как именно тот намерен спрыгнуть: сильно оттолкнется от дерева или просто свалится вниз. Всегда следует делать выбор в пользу элегантности, избегая неуклюжих движений. Ответом был жалобный плач. Человек с камерой осведомился, а) какой вид открывается с дерева и б) долго ли ему еще ждать смертельного прыжка. Ребенок, сидевший на дереве, прорыдал, что ему плохо и что он лучше не будет прыгать. Человек потребовал, чтобы мальчик наконец прыгнул, и подробно объяснил, как именно ему надлежит прыгать: как лыжнику с трамплина выполнить «телемарк», особую технику приземления. Ева вскочила на ноги. Она не в состоянии на все это смотреть. Все остальные промолчали. Она убежала на кухню. Вскоре до нас донесся шум льющейся воды. Мальчик со щербинкой плакал и тряс головой. Человек с камерой снова сказал про нож, который он якобы держал в руке (в кадре ножа не было видно), потом заставил привязанного ребенка обнажить живот и крикнуть своему братишке на дереве, что сейчас начнется неприятная операция, соль уже наготове, а самому человеку с камерой предстоит основательно потрудиться, потому что в случае дальнейшего неповиновения ему придется прооперировать еще и их мать в области живота и позвоночника. После того, как он несколько раз повторил свой приказ прыгать, раздался крик одного из детей, остававшихся внизу. Человек с камерой каркающим голосом возвестил, что резать связанного начнет через десять секунд. Пусть щербатый прыгнет. Ничего с ним не случится. Иначе будет только хуже и больнее. Человек за кадром стал считать: «Пять, четыре, три, два, один». На экране появился сияющий спортивный автомобиль красного цвета. После секундного замешательства до нас дошло, что начался рекламный ролик. Генрих пробормотал, что-де быть такого не может. Моя подруга вздохнула, взяла горсть чипсов, но не произнесла ни слова. Добрых десять минут мы молча сидели, уставившись в телевизор. В комнату вернулась Ева и спросила, закончилась ли передача. Услышав, что после рекламы будет продолжение, она тут же вернулась на кухню. Наконец мы снова оказались на лесной поляне. Мужчина считал вслух: «Пять, четыре, три, два, один». Когда он дошел до нуля, мальчик со щербинкой прыгнул. Его прыжок сопровождала как камера, фиксировавшая каждое мгновение падения, так и вопль ужаса его братьев. Внезапно экран потемнел. Послышался какой-то глухой шум. Когда на экране вновь появилось изображение, кто-то из присутствующих в гостиной застонал. Камера приблизилась к мальчику со щербинкой, неподвижно лежащему на земле. Не успел он полностью попасть в кадр, как экран снова потемнел. В следующем эпизоде часы в нижней части экрана показывали 01:31. В бегущей строке телеканал еще раз сообщил, что это не сенсационное видео, а слабая попытка осмысления невообразимой трагедии. Оставшиеся в живых дети были подвергнуты допросу о том, что они думают и чувствуют в связи с кончиной их брата. Дети вели себя очень пассивно. Генрих заметил, что оба мальчика, возможно, даже согласны говорить, но не могут в силу шокового состояния. Моя подруга медленно опустила голову в знак согласия с его словами. Мы увидели, как длинноволосого мальчика вырвало. Моя подруга поднялась с места. Ей достаточно того, что она увидела. Лучше она составит компанию Еве на кухне. Ей стало совсем уже дурно. Смотреть дальше на то, что происходит на экране, она больше не в состоянии. Как только она покинула гостиную, Генрих подскочил к деревянному стеллажу, верхняя часть которого лишь сантиметра на два не доставала до потолка. Он взял со стеллажа кассету. Вставил ее в видеомагнитофон, стоявший под телевизором. Генрих сказал, что нетрудно понять восприимчивость наших женщин. Как бы ни интересовало его то, что должно произойти дальше, он понимает, что женщинам надо успокоиться. Так что оставшуюся часть передачи он просто запишет на кассету. Мы посмотрим ее немного позже. Возможно, даже вместе с Евой и с моей подругой, как только они вновь обретут душевное равновесие. Я согласился с его оценкой ситуации и его действиями. После того как Генрих нажал все нужные кнопки, он включил запись (длинноволосого мальчика все еще рвало) и выключил телевизор. Я последовал за ним на кухню. Там он обнял плачущую Еву за плечи. Я взял с буфета красно-зеленое яблоко. Сервировочным ножом я разрезал его на две части. От одной половинки яблока я откусил. Другую протянул своей подруге. Она молча ее взяла. После нескольких слов, которыми моя подруга попыталась успокоить Еву, опять наступило молчание. Генрих нарушил его, предложив сыграть вчетвером в настольный теннис, чтобы отвлечься от дурных мыслей. Ева отказалась, сказав, что она сейчас не в том состоянии, чтобы развлекаться подобным образом. Генрих настойчивым тоном стал убеждать ее не переживать более по поводу увиденных на экране ужасов, а снова обратиться к светлой стороне жизни. В этом моя подруга была с ним согласна. После дальнейших уговоров Ева наконец справилась с нервами и согласилась подняться с нами в теннисную комнату и поиграть в теннис или просто посидеть рядом. Моя подруга направилась в столовую. Там она собрала на тот же поднос все необходимое (четыре стакана, несколько бутылок с вином, пивом и лимонадом, чипсы, сигареты, зажигалку, пепельницу). Все это она осторожно, медленно ступая, понесла по крутой лестнице на второй этаж. В теннисной комнате моя подруга и Ева тут же принялись прибираться (вытирать стол в углу, расставлять все, что принесено на подносе, закрывать окна, доставать и убирать тряпки), а мы с Генрихом взялись за теннисные ракетки. Мы начали игру без подсчета очков. При этом сам собой зашел разговор о том, какое это наслаждение — снова размяться физически. Мы от души лупили по мячу. При этом нас не особенно беспокоило, что из-за сильных ударов большинство мячей уходит в аут, а потом их приходится разыскивать по всей комнате. Моя подруга обратила наше внимание на неослабевающие раскаты грома и шум дождя. Генрих заявил, что дожди скорее всего будут идти весь месяц. Ева вспомнила одну детскую поговорку, где говорилось о том, что апрель, четвертый месяц года, ведет себя, как ему заблагорассудится. Генрих предложил женщинам присоединиться к игре. Мы начали игру смешанными парами. Я в паре с Евой играл против моей подруги и Генриха. Хотя Ева — хороший игрок, в этот раз играла она неточно и даже допускала грубые ошибки. Генрих, хотя он и не был ее партнером в этой партии, жестко ее раскритиковал, после чего Ева бросила ракетку на теннисный стол. Она ушла в угол и села там возле столика с напитками. С напряженным выражением лица она сказала, что сегодня совсем не в настроении играть. Не в состоянии играть в полную силу. Нам придется доигрывать партию без нее. Генрих сказал, что когда двое играют против одного — это дело неблагородное, причем по отношению к игрокам, играющим в паре. Все его попытки уговорить Еву вернуться в игру не принесли результата. Не подействовало даже то, что Генрих извинился. При счете 11:11 моя подруга заявила, что она не хочет больше играть, а тоже устроится за кофейным столиком и просто будет смотреть, как играем мы с Генрихом. Не слушая наших возражений, она подсела к Еве. Нам с Генрихом не оставалось ничего другого, как продолжить игру вдвоем. Я неожиданно победил в первом и даже во втором сете, хотя Генрих — более сильный игрок. Он сопроводил мои удачи проклятиями и наконец обвинил меня в том, что я заколдовал мяч и своего соперника. Он так громогласно возмущался, что это рассмешило даже Еву, пребывавшую в весьма тягостном настроении. В ответ на это Генрих стал еще чаще разражаться крепкими словечками, пытаясь создать шутливую атмосферу и разрядить возникшее напряжение. Моя подруга между тем заметила, что не думала, что Генрих способен строить такие дурацкие гримасы. От этого ее замечания Генрих еще больше развеселился. После того, как я выиграл третий сет (первые два закончились со счетом 21:19 и 21:17), Ева зевнула и потянулась. Она уже хочет спать. Моя подруга обиженно запротестовала. Мы и так редко видимся, ведь живем очень далеко друг от друга. Надо использовать то время, пока мы вместе, по максимуму. Ева возразила, что она совсем без сил и не в состоянии изображать приятную собеседницу. Она обещает, что завтра спозаранку приготовит завтрак экстра-класса и весь день будет в распоряжении друзей, участвуя в полную силу во всех делах и развлечениях. Моя подруга еще раз попыталась ее переубедить, прибегнув к такому радикальному аргументу, как возможность выпить вместе мартини, но Ева решительно замотала головой. Она поднялась и пожелала всем спокойной ночи. Мы пересеклись с ней еще раз внизу, на первом этаже. А пока все оставшиеся в теннисной комнате посчитали, что лучше вернуться в гостиную. Там мы собирались завершить вечер за вином и за разговорами. Пока Ева чистила зубы, она, несмотря на то, что пена от зубной пасты и щетка во рту мешали ей говорить, попыталась обсудить с Генрихом предстоящие на следующий день де