а по хозяйству, связанные с гостями и с повседневными заботами (подмести пол, выбить ковры). Генрих сказал, что у нее, верно, не все дома. Мы тоже так подумали. После того как Ева ушла к себе, мы с Генрихом и с моей подругой устроились в гостиной. Мы оба были чрезвычайно благодарны моей подруге за то, что она захватила сверху поднос с бутылками и всем остальным. Она предложила сыграть партию в ромме. Нас это не вдохновило. Ее предложение сыграть в «Угадай знаменитость» тоже не получило отклика. Она разочарованно заявила, что если так, то она пошла в туалет. Как только она скрылась из виду, Генрих тихо сказал, что он собирается посмотреть, не закончился ли показ видеозаписи убийцы. Он включил телевизор и сразу же отключил звук. На экране появилась уже знакомая нам телеведущая. Очень хорошо, сказал Генрих, при первой же возможности мы можем начать смотреть дальше. Он перемотал кассету назад. Поскольку моя подруга все не возвращалась, мы решили начать смотреть запись, правда, с минимальным звуком, чтобы не разбудить Еву. Таймер на экране показывал 1:35, когда вновь появилось лицо мальчика с длинными волосами. Он ничего не говорил, но говорить ему и так было бы затруднительно, его беспрестанно рвало. 1:51. На экране показался сарай. Мы увидели, как двое детей побежали в его сторону. Видеокамера, чуть подрагивая, не отставала от них. В этот момент в гостиную вошла моя подруга. Она сразу поняла, в чем дело, и покачала головой. У нее нет никакого желания смотреть сейчас эту запись. Генрих объяснил, что не смог справиться со своим любопытством. Ей стоит сесть и посмотреть, все скоро закончится. Нет, она не будет, сказала моя подруга. Она пожелала нам спокойной ночи. После того как затихли ее шаги на лестнице, ведущей на второй этаж, Генрих спросил меня, не обиделась ли она. Я в искреннем недоумении пожал плечами. Из сарая потянулся дым. Оттуда выбежали дети и остановились у ворот, глядя, как разгорается пожар. Когда в 2:03 все строение занялось огнем, Генрих одобрительно заметил, что ребята знают свое дело. Наверняка это не так уж просто — быстро и основательно поджечь сарай. Детей снова подвергли допросу. На этот раз их спрашивали о том, что они думают по поводу поджога. Понравилось ли им играть с огнем. Поскольку человеку с видеокамерой не удалось получить удовлетворяющие его ответы, то он спросил, понравилось бы им поджечь труп их брата. Знают ли они, как пахнет горящее человеческое мясо. Оба мальчика, снова заплакав, ответили на оба вопроса отрицательно. Генрих толкнул меня в бок. Могу ли я себе такое представить, могу ли я представить себя на месте этого человека с видеокамерой, просто уму непостижимо. Что же творится в голове у такого человека? 2:42. «Это не сенсационное видео. Это слабая попытка осмысления трагедии». Длинноволосый мальчик стоял на выступающем из земли толстом корне могучего дерева. Его заставляли улыбаться, глядя в объектив камеры. Человек с видеокамерой напомнил ребенку, что ведь тому наверняка хотелось бы, чтобы после него осталось на память жизнерадостное фото. Если на последних в его жизни кадрах он будет плакать, то, несомненно, его мать очень расстроится. Вопреки предостережению, мальчик заплакал и, как до этого его брат со щербинкой, стал подпрыгивать на месте. Человек с видеокамерой пришел в ярость: эти подпрыгивания никак не способствуют съемкам красивого фильма и еще в меньшей степени — тому, чтобы облегчить матери прощание со своим сыном. Пусть он только представит себе, как ей будет больно, если она увидит его в таком виде. Захлебываясь рыданиями, ребенок проскулил что-то невнятное. Человек с видеокамерой потребовал от него говорить более членораздельно. Длинноволосый мальчик произнес тогда более внятно, что он не хочет умирать и что у него есть сберкнижка, на которую его бабушка уже много лет регулярно переводит деньги. Если дядя с видеокамерой его сейчас отпустит, то он отдаст ему эту сберкнижку. Каким же образом он собирается передать сберкнижку, — последовал вопрос. Жертва ответила, что может, например, прислать ее по почте. Человек с видеокамерой отклонил это предложение. Кроме того, по его словам, сберкнижка — это слишком мало, нет ли у него еще чего-нибудь ценного. Мальчик назвал копилку-белочку, в которую родители иногда опускают монеты, в ней за несколько месяцев накопилось много денег. Он вспомнил и о другом брате, у того тоже есть сберкнижка и кроме того — дорогой велосипед, который он тоже отдаст человеку с видеокамерой. Тот заявил, что этого недостаточно. Он потребовал, чтобы длинноволосый взобрался на дерево. Ребенок заревел во всю мочь, отказываясь выполнить приказ. Генрих взял горсть чипсов и сказал: Это отвратительно, человек этот, должно быть, и есть сам дьявол. Камера показала крупным планом плачущего и блюющего длинноволосого мальчика. Кадр закачался. Каркающий голос приказал ребенку, чтобы тот смотрел в его сторону. В случае дальнейшего сопротивления он сразу же вспорет брюхо его брату, привязанному веревкой, и насыплет ему туда соль. А потом займется остальными членами семьи. Он снова сказал про нож. Под возмущенные возгласы Генриха мы наблюдали, как мальчик с длинными волосами, заливаясь громким плачем, взбирается на дерево. Генрих сказал: Это ужасно, что там думает сейчас этот малыш, думает ли он то, что подумали бы мы. Я спросил его: А что бы мы подумали? Генрих сказал: Ужасно. Необходимо принять какие-то законы, которые исключили бы возможность подобного. Я спросил, что он имеет в виду, но в ответ он только шикнул на меня. Ребенок уже вскарабкался наверх, и человек с видеокамерой обратился к его связанному брату. Голос за кадром сказал: Уважаемый господин малыш, вас показывают по телевизору, скажите же нашим зрителям, пожалуйста, что вы чувствуете при мысли о том, что ваш брат сейчас спрыгнет с дерева. Ребенок ответил: У-ууууууу! Генрих сказал: Это отвратительно. Он спросил, не буду ли я против, если он остановит на время запись, так как он хочет сходить на кухню за ванильным мороженым. Я был не против. Генрих спросил, не хочу ли я мороженого. Я поблагодарил и отказался. Я был не голоден, и мороженого мне тоже не хотелось. Генрих ушел на кухню. Вскоре он вернулся и поставил розетку с мороженым на стол. Он снова включил запись. Допрос брата, привязанного свиным арканом, еще не закончился. Мальчик еще раз заговорил о сберкнижке. Это навело человека с видеокамерой на мысль спросить ребенка о его бабушке. Не страдает ли она диабетом или же болезнью сердца. И не считают ли они, дети, что им следует вести себя не так истерично. Все-таки эта видеозапись может попасть к бабушке и, возможно, вызовет у нее обострение сердечной недостаточности. У бабушки должна быть возможность сказать, что внуки сделали свое дело хорошо. Он, человек с видеокамерой, представляет себе, как бабушка сидит перед телевизором. Она складывает руки на коленях и говорит: «Вот как оно все произошло, но оба внука вели себя достойно». Голос за кадром крикнул мальчику на дереве, что сейчас самое время ему сыграть свою роль. Он должен понимать, что своим прыжком с дерева он окажет большую услугу своему оставшемуся в живых брату. Во всяком случае для брата, привязанного веревкой, в семье останется больше денег, предназначенных на дорогой велосипед и для перевода на сберкнижку. Сидящий на дереве должен быть этому рад. Длинноволосый мальчик плакал и отрицательно тряс головой. Человек с видеокамерой пожурил его. Зависть не способствует жизненному успеху. Он заявил, что ровно через десять минут мальчик должен будет спрыгнуть с дерева. Если он выполнит свое задание вовремя, то никто из его семьи больше не пострадает. А если он прыгнет хоть одной секундой позже, то его связанный брат, находясь в полном сознании, окажется со вспоротым животом, наполненным солью и рыжими муравьями. А потом будет полностью опустошен дом их родителей. Мать сварят заживо, отца медленно разрежут на куски и т. д. И бабушку тоже разыщут, старухи ведь очень хорошо горят. Генрих сказал, что этот человек явно больной на всю голову. Ребенок на дереве никак не отреагировал на слова человека с видеокамерой. Тогда тот осведомился у него, каковы перспективы его смерти, которая последует через 8 минут и 40 секунд, и что он сейчас чувствует. Мальчик закричал что-то непонятное, голосом, охрипшим от плача, воплей и рвоты. И вдруг затих. Он смотрел перед собой отсутствующим взглядом. Генрих сказал: Он теперь совсем не в себе. Человек с видеокамерой обратился к связанному ребенку. Приятное ли это чувство, когда ты обязан своей жизнью смерти собственного брата? Брат, к которому он обратился с вопросом, ответил отрицательно. Может, он предпочел бы тогда оказаться на месте своего лохматого брата? Ребенок под деревом перестал плакать и уставился неподвижным взглядом прямо в объектив камеры. Человек с видеокамерой повторил, что брат, привязанный свиным арканом, может спасти жизнь своего брата, заняв его место. Тот, внизу, выкрикивал слова, которые нельзя было разобрать, а с высоты снова раздалось детское хныканье. Монтажный переход. 3:20. Человек с видеокамерой повторил все угрозы в адрес длинноволосого мальчика, которые он обещал осуществить, если тот осмелится не прыгнуть через 50 секунд. Промедлит секунду — и все закончится страшным образом. Громкий плач в кроне дерева. Генрих назвал его душераздирающим. Тыльной стороной ладон