Одна из свечей потекла и я погасил ее. Утро было не за горами, можно зажечь другую свечу, все равно теперь не заснуть. Зачем Чейд вызвал меня? Чтобы спросить о записях или чтобы подразнить обрывками информации о которые могли быть (а могли и не быть) связаны с Шутом? Для того, чтобы анализировать информации было недостаточно, а вот чтобы оставить меня без сна, в самый раз. Может стоит остаться здесь за столом и закончить перевод, благодаря Чейду, я вряд-ли снова обрету покой сегодня ночью.
Медленно поднявшись я осмотрелся. В комнате было грязно. На столе стоял пустой бокал от бренди и валялись два пера, которые я пытался подрезать прошлой ночью. Стоит навести порядок. Я не пускал сюда слуг, на самом деле, я бы удивился, если бы кто-то из них, не считая Ревела, подозревал, насколько часто я использую эту каморку. Я редко появлялся здесь днем или по вечерам, которые мы коротали с Молли. Нет. Это место становилось моим убежищем беспокойными ночами, когда сон не шел ко мне или кошмар поднимал меня раньше времени. И всегда я приходил сюда один. Чейд привил мне привычку к скрытности, которая никогда не оставляла меня. Я был единственным посетителем этой каморки, расположенной в заброшенном крыле. Я приносил дрова и выносил пепел. Я подметал и чистил... ну, время от времени, подметал и чистил. Сейчас комната отчаянно в этом нуждалась, но почему-то я никак не мог собраться.
Вместо этого потянулся там где стоял и вдруг замер, с руками вытянутыми над головой, уставившись на меч Верити, лежащий на каминной полке. Его создала Ходд, она была лучшим кузнецом из всех, кого повидал Баккип. Она умерла защищая короля Верити. А потом Верити пожертвовал жизнью ради своего народа и ушел в своего дракона. Теперь он спит в камне, навеки потерянный для меня. Чувство потери было почти физическим. Внезапно мне захотелось уйти из этой комнаты. В этих стенах слишком многое связывало меня с прошлым. Я позволил себе еще раз медленно осмотреть помещение. Да. Здесь я хранил свое прошлое и все непростые чувства, что оно рождало во мне. Сюда я приходил, пытаясь найти смысл в своей истории. И здесь я мог оставить его за запертой дверью, возвращаясь к своей жизни с Молли.
И впервые я задумался, зачем. Зачем я собрал все это здесь, в некотором подобии старой комнаты Чейда в замке Баккип и зачем приходил сюда бессонными ночами, переживая катастрофы и трагедии, которых уже нельзя избежать? Почему я не вышел из этой комнаты и не запер за собой дверь чтобы никогда не возвращаться? Почувствовав укол вины я вцепился в эту мысль и начал раскручивать ее. Почему? Почему моим долгом стало, вспоминать тех, кого потерял и продолжать оплакивать их. Я так упорно сражался, чтобы жить своей собственной жизнью и победил. Теперь все было в моих руках. А я стою здесь, в комнате заполненной пыльными свитками, испорченными перьями и напоминаниями о прошлом, в то время как наверху, теплая женщина, которая любит меня спит в одиночестве.
Взгляд упал на последний подарок Шута. Резной камень памяти с тремя лицами покоился на каминной полке. Когда бы я не оторвал взгляд от своей работы, он всегда находил глаза шута. Я заставил себя медленно взять его в руки. Я не трогал его с ночи Зимнего праздника три года назад, когда услышал тот крик. Теперь я баюкал камень в руках и смотрел в его резные глаза. Меня трясло от страха, но я коснулся большим пальцем его лба. Я «услышал» слова, которые он всегда говорил мне. «Я никогда не был мудрым.» И все. Только эти прощальные слова, произнесенные его голосом. Боль и облегчение в один момент. Я бережно поставил камень обратно на полку.
Подойдя к одному из двух узких окон, я отодвинул тяжелую драпировку и посмотрел на кухонный сад Ивового Леса. Это был скромный вид, подходящий для комнаты писца, но все равно красивый. Ночь была лунной и жемчужный свет проливался на листья и почки растущих трав. Между грядок были проложены блые гравийные дорожкии, они притягивали лунный свет. Я поднял глаза и посмотрел за пределы садов. За большим особняком Ивовый Лес простирались луга, а в отдалении возвышались покрытые лесом склоны холмов.
В спокойной долине, этой теплой летней ночью овец оставили на выгоне. К овцам, которые казались большими пятнами, жались подрастающие ягнята. Сверху, на черном небе мерцали звезды, похожие на еще одно стадо. Виноградники на холмах за пастбищем было невозможно разглядеть, как и Ивовую реку, которая бежала по моим владениям, чтобы соединиться с рекой Бак. Называть ее рекой было довольно тщеславно, почти везде, лошадь могла легко перейти ее вброд, но все же она никогда не пересыхала летом. Ее звонкое и щедрое течение питало небольшую богатую долину.