Из машины вышли трое, Мишка и два его дружка. Явно выпивши. Закурили.
Один из компании, голос ломаный, крикливый, сказал:
— Завтра опять махнем?
— Не получится. Отцу надо помочь, все уши прожужжал, — мотнул головой Мишка.
— Но ведь так и не заловили Петушка твоего. А хотелось бы пободаться!
— Он такой же мой, как и твой, — зло буркнул Мишка, затягиваясь сигаретой.
— Говорят, еле отошла, — подал голос третий. При свете луны видно — он здоровый и сутулый.
— Крепко же ты ее долбанул, — хихикнул крикливый.
— Бил, как договорились: чтоб не орала и не сопротивлялась.
— Это уж точно. Как полез на эту птаху, лежала будто в отрубе.
— А тебе надо, чтобы змеей извивалась? — усмехнулся Мишка. — Ну ты даешь, насильник!
— Я ничего не даю. Это ты денежки давал, а я отрабатывал. Но вообще-то, когда сопротивляется — больше удовольствия.
— Да не ори на всю улицу, — рыкнул Мишка. Он был явно не в настроении.
— А хотите случай расскажу? Ну прямо как в анекдоте, — предложил здоровяк. — Подстригался я вчера в парикмахерской. Такая фифочка крутится вокруг меня и балаболит своей напарнице, здоровой молодой девахе: что, мол, за время настало, выйти никуда нельзя, бандюг, словно муравьев, развелось.
— Да ближе к делу, — нетерпеливо перебил крикливый.
— Ага, ближе. Фифочка эта пример привела, ну прям как наш, когда несколько лбов одну изнасиловали. А вторая ей, что бы вы думали, ляпнула? А-а, век не догадаешься.
— Не ори, услышат.
— Она ей в ответ брякнула: везет же некоторым. Правда, здорово?
Он и крикливый, довольные, хохотнули:
— Значит, краля Петуха нас еще благодарить должна. Мы ей, выходит, удовольствие сотворили.
— Кто творил, а кто просто рядом стоял, — заметил Козлобаев.
— Зато денежки платил, — не остался в долгу Мишкин дружок.
— Да заткнись ты, мурло! Сколько можно граммофонить, услышат же.
— Не услышат. А если кто и услышит, сам хвастался, что у папаши везде заметано.
— Дур-рак! Все, хватит, расходимся…
"Гады, мрази, подонки! — скрипел зубами Красавин — Бахвалятся, кто бил, кто насиловал, а кто рядышком стоял! Какого же каждый заслуживает наказания? И он это сделает сам. Нет и не будет ни капли жалости к этим козлам, получат, что заслужили… — Почувствовал, как заломило в голове. Сам-то не долечился. — Два чеченца и Мишка Козлобаев… Проклятое совпадение. И именно это совпадение принесло ему и Алене страшную боль…"
— Так ты завтра куда? — спросил Мишку тот, что бил Алену.
— Завтра кручусь с отцом дома, а послезавтра еду в Каменогорск.
Мишка пошел открывать ворота. Дружки еще раз закурили и пошли по домам. Они Петра пока не интересовали, но он узнал главное: кто и в чем повинен. Вначале надо расквитаться с Мишкой. Для этого есть возможность — Козлобаев едет в Каменогорск. Там-то он его и встретит…
XVII
Красавин спешил. Надо все обмозговать, а времени — в обрез, в его распоряжении всего один день. Небольшие сомнения все-таки были: Парамошкин его действия не одобрил бы. Учитель требовал ни с кем не связываться и не "светиться". Но Мишка же будет в Каменогорске! Когда еще появится такая возможность, и появится ли вообще? А на него никто и не подумает. В самом деле: уедет в Каменогорск раньше, о поездке Мишки, естественно, знать не мог. Только надо разложить все по полочкам…
Утром сказал матери, что еще до обеда уедет. Мать повздыхала, всплакнула и попросила зайти к Алене. Как будто он сам не знает! Зайдет, конечно, только после военкомата. А из больницы сразу к автобусной остановке — пусть все увидят, что он уехал.
Мать вчера спросила Петра, любит он Алену или нет? Сказал, что нравится, что еще ни одна девчонка не была так по душе. А переживаешь, что она тут без тебя остается? — надоедливо приставала мать. Петр пожал плечами. Мать его молчание расценила по-своему:
— Нет, не в меня пошел, в отца. Тот никогда этих тонкостей не понимал. Ему все бабы были одинаковы.
Петр знал, что Алена матери нравится. Из простой семьи, не избалованная и жизнь понимает. "Не гулена какая-то и тебе, сынок, будет предана".
— Ты, мам, целую лекцию прочитала, — улыбнулся Петр. — Я ее что, обидел хоть раз? Нет, и не обижу. И другим не дам обижать. Беда случилась, сама видишь, сразу приехал.
— Потому и говорю, что она мне не безразлична. За два года стала как дочь родная. Прибежит, поможет, да все с лаской, по-доброму. Ты ей голову не морочь, не та девушка. И учти…
— Ну хватит! — вспылил Петр. — Можно подумать, что завтра свадьба!
Так ни до чего и не договорились. Петр не любил, когда его учат, пусть даже и мать. А вчерашний вечер оказался особым. Чего стоят только откровения Мишки Козлобаева.
Позавтракав, спустился в подвал. Решил взять с собой кое-какой инструмент. Лампочки, как всегда, не было, хорошо, что прихватил фонарик. Все, что пригодится для ремонта машин, сложил в сумку. Задумался, глядя на два остро отточенных еще отцом топора: один побольше, другой поменьше. Зачем они ему? Но потом взял тот, что поменьше, и положил в сумку. Так, на всякий случай. Топор легкий, удобный, авось пригодится. Сумка набилась приличная. От гостинцев, кроме куска соленого сала да двух банок варенья, отказался. Не хотелось тащить картошку, банки с соленьями, постное масло, яйца. Сейчас не до этого, как-нибудь в другой раз возьмет. Мать обиделась, хотя масло и яйца сама покупала.
Прощание с матерью всегда было тягостным.
— Приезжай почаще, — вздохнула она. — Чай, теперь своя машина. Погляжу заодно.
— Как-нибудь приеду. Ты тоже пиши. Алена скоро выйдет из больницы, вот вместе и пишите. У нее вроде все нормально.
— Дай-то Бог… — Мать перекрестилась. Потом Петра в дорогу перекрестила, негромко прошептав молитву.
В военкомат в любом случае надо было зайти, чтобы сняться с воинского учета: в Полянск Красавин возвращаться не собирался. Хотя немножко подталкивало и честолюбие — посмотреть свою фотографию на стенде "Мы ими гордимся". Вошел, поднялся на второй этаж, остановился у стенда. Но сколько ни смотрел, своей фотографии не увидел. Даже чуть расстроился. Неужели мать с Аленой обманывали? Ладно, надо узнать, где тут снимают с учета.
Из кабинета вышел полковник Струков. Петр поприветствовал его. Остановившись, военком прищурился:
— Что-то личность знакомая. Фамилия?
— Красавин, товарищ полковник.
— Тогда все ясно. Это вашу фотографию я постоянно видел на стенде. Да и сын говорил о вас. Стенд, как видите, обновили, а фотографию сняли, уж не взыщите.
Тут же спросил, что за проблемы.
— Надо сняться с учета.
— Это куда?
— В Каменогорске устроился.
— Зайдите в крайнюю дверь слева, там снимают с учета. — Внимательно посмотрев, уточнил: — Значит, насколько я понимаю, других проблем нет?
Красавин, опустив голову, нахмурился.
— Или есть? Чего молчите?
Петр дернул щекой.
— Девушку мою недавно изнасиловали. Лежит в больнице. Приезжал навестить.
— Да-а, слышал, — вздохнул военком. — Дикий случай. Одни честно Отечеству служат, а подонки развлекаются.
— Разрешите идти, товарищ полковник?
— Не спеши, уйдешь. Я сегодня же позвоню в прокуратуру и в милицию. Так сказать, подтолкну со своей стороны. Сам-то к следователю заходил?
— Так точно.
— Что говорит?
— Ищем, сказал, но нет зацепок.
— Это как понять?
— Ее сначала по голове ударили. Она ничего не помнит.
— Плохо дело. Ладно, обещаю позвонить, можете идти, Красавин.
Военком пошел по лестнице вниз, а Петр завернул в указанный кабинет. Решив свой вопрос, он поспешил в больницу. По дороге думал о разговоре с военкомом. Может, и правда подтолкнет следователя, но ведь за него никто работать не станет. А у следователя настрой более чем оригинальный: мол, девки сами на ребят вешаются, а потом говорят, что их насилуют. Может, есть и такие. Так ведь Алену же били, били!…