Я прикурил две сигареты и одну из них вставил ей в рот.
— Давайте начнем все сначала, — предложил я. — Почему вы встретили меня на вокзале?
— О, лучше бы вы не спрашивали! — Она засмеялась, но ей было явно не до смеха. — Ненавижу людей, которые постоянно твердят «я же говорил», и почти так же мне не нравится признаваться, что вы были правы!
— Вы имеете в виду те несколько мыслей, которые я подарил вам на прощанье?
Светящийся кончик ее сигареты дернулся, когда она согласно кивнула:
— Вы сами во всем виноваты, Рик Холман, я не знаю, что вы сотворили с Алексом в театре, но этого не следовало делать. Вернувшись, он вел себя как буйный психопат.
— Ничего удивительного, он и есть психопат.
— Он привез Бабе из театра около семи, — рассказывала Соня тихим, доверительным голосом. — Когда они вошли в дом, я поняла: что-то стряслось. У Бабе было мертвенно-бледное лицо, и она еле переставляла ноги. Я помогла ей добраться до комнаты и снять пальто. Стало ясно, что она вне себя от страха. Спереди ее платье и даже комбинация под ним были изрезаны на ленты. По дороге из театра Кирш сидел рядом с ней, держал ее за плечи, а в другой руке у него был нож. И он все время твердил, что это только начало, нервно рассказывала Бабе. Настоящее удовольствие начнется, когда он покончит с платьем и доберется до ее тела!
— Ну и чем все кончилось?
— Я уложила ее в постель, заставив принять снотворное. Потом нашла Ирвинга и рассказала ему все, что произошло. Я полагала, что он сам разберется с этим безобразием, и поднялась в свою комнату, но там меня поджидал Кирш. Вы оказались правы, Холман! К моему ужасу, в руке у него был неизменный нож, и, разговаривая со мной, он глубоко втыкал его в верхнюю крышку комода. Он сказал, что теперь сам будет боссом, все начнется сегодня вечером. Мне больше не нужно прислуживать Хойту, он сам займется сначала им, а потом всем, что принадлежит Ирвингу, начиная с меня. Я кинулась к двери, но каким-то образом он снова оказался передо мной и приставил нож к горлу. «Не нужно нервничать, — захихикал он, — в данный момент я только занимаюсь учетом всего, что принадлежит хозяину». И тут он приказал мне раздеться. Представляете? Я попыталась сопротивляться… — По ее телу прошла судорога. — Он… он красочно растолковал мне, что может сделать своим ножом, если я не подчинюсь. Меня еще никогда так не унижали за всю мою жизнь! Он заставил меня стоять перед ним голой — я не знаю, наверное, минут пятнадцать, целую жизнь; и все это время торчал передо мной, уставившись на меня глазами кретина.
— И что же дальше? — взволнованно спросил я.
— Странно, но он сам каким-то образом вышел из припадочного состояния, — ответила она удивленно. — «Смотри, как бы тебе не простудиться до смерти, Соня», — внезапно сказал он совершенно нормальным голосом и вышел из моей комнаты.
— Вы рассказали об этом Хойту?
— Да, сразу же, но он и ухом не повел, был слишком занят, планируя завтрашнюю вечеринку. По-моему, он даже не слышал, о чем я говорю, пока я не упомянула Бабе, не показала ее изрезанное платье и рубашку.
— Хоть это его убедило наконец?
— Он сказал, что сожалеет о случившемся, но мне не следует особенно переживать, через двадцать четыре часа Кирш и Лайонел якобы исчезнут навсегда. Потом попросил созвониться с людьми, которых он хочет пригласить на вечеринку. Я узнала, что вас нет в отеле, и когда Ирвинг наконец дозвонился до Максин, он объяснил, что нечего вас искать, поскольку вы находитесь у нее. Я вернулась в свою комнату около половины одиннадцатого, подождала часа два, потом проскользнула в гараж и взяла машину. Если бы вас не оказалось в поезде, я просто не знала бы, что мне делать!
— Ирвинг рассказывал какие-либо подробности будущей вечеринки? Почему он вдруг ее затеял и что там должно произойти?
— Список гостей очень короток, — нервно ответила она. — Джо Фрайберг, Пат Уэлс, Максин Барр, Чарли Хатчинс, вы — вот и все.
Машина плавно остановилась, и Соня откинулась на спину сиденья:
— Ваш отель, мистер Холман. И больше не говорите, что мы плохо принимаем гостей!
— Останьтесь в отеле, я сниму вам комнату, — предложил я.
— Нет, — ответила она, упрямо покачав головой. — Я должна вернуться!
— К Алексу Киршу?
— Несмотря на Алекса Кирша, я не могу оставить Ирвинга с этими двумя бандитами!
— Переживаете за Ирвинга из-за щедрых подарков, которыми он вас осыпает, Соня? — спросил я не очень вежливо.
— Не ваше дело. Пожалуйста, выходите из машины, и я поеду.
— На что вы рассчитывали, рассказав о случившемся, если собираетесь вернуться туда? — спросил я напрямую.
— Кажется, я надеялась, что вы — смельчак и поедете со мной. — Она саркастически усмехнулась. — Глупо, не правда ли?
— И что я должен был там делать?
— С вами я чувствовала бы себя в безопасности, а это для меня сейчас самое главное.
— Что-нибудь еще?
— У меня были и другие мысли, — призналась она. — Вы могли бы также обеспечить безопасность Ирвинга.
— Мне не хочется выглядеть наемником, милая Соня, — сказал я. — И все же, что я мог бы получить за риск?
Она смотрела прямо перед собой на ветровое стекло, залитое потоками дождя.
— Вы хотите, чтобы я все выложила напрямую? — У нее задрожал подбородок. — Ну, хорошо! Я предпочитаю провести ночь с вами, а не с Алексом, который может войти в мою комнату в любую минуту. Я не думаю, чтобы ночь с вами была для меня таким уж тягостным испытанием, Рик Холман, а теперь убирайтесь в ваш проклятый отель!
— Очень признателен за вашу искренность, милая Соня, и даже в известной степени польщен, — ответил я с рассудительностью взрослого. — Но, к сожалению, вынужден отклонить ваше лестное предложение и сделать вам свое, встречное. Я сниму вам комнату в отеле, а завтра утром, обещаю, мы вместе отправимся в особняк.
— Я сделала все, что могла, — сказала она с кислой гримасой на лице. — А вы отвергли все, что я предлагала. Что ж, спокойной ночи, мистер Холман, удачи вам, и я искренне надеюсь, что вы сломаете обе ноги еще до того, как настанет утро!
Я закурил и не сделал ни малейшей попытки выйти из машины. Она сидела рядом со мной, храня яростное молчание и нетерпеливо постукивая пальчиками по рулевому колесу, пока затянувшаяся пауза не стала нестерпимой.
— Видимо, я должна применить физическую силу и вышвырнуть вас из машины?
— Я думаю, — ответил я. — И вы не ошибетесь, если предположите, что занимаюсь я этим не так уж часто. К слову, совсем недавно я кое-кому описывал ваши основные достоинства и…
— У вас странные манеры для мужчины, который только что отказался лечь со мной в постель! — сорвалась она на крик.
— И, — продолжал я спокойно, — я сказал, что среди других, не менее привлекательных черт у вас есть чувство собственного достоинства. Мой собеседник высмеял меня: мол, красотка в соболях и бриллиантах, получаемых от Ирвинга Хойта, — и чувство собственного достоинства?
— Вы всегда выжидаете, пока человек смертельно устанет, прежде чем начинаете его оскорблять? — жалобно спросила она.
— Я уже готов был допустить, что в чем-то мой собеседник прав, — упрямо гнул я свое. — Но сегодня вы рассказали, как тяжко были оскорблены, когда Кирш заставил вас раздеться и стоять перед ним обнаженной; вы также сделали мне предложение переспать с вами — и при этом вы, Соня Скотт, ни разу себя не уронили.
— Вы, кажется, собираетесь представить меня к награде? — спросила она насмешливо.
— Нет, я хочу искренне извиниться перед вами. Я виноват, что не поверил вам сразу, когда вы сказали мне, что вы личный секретарь Ирвинга и ничего больше.
Она посмотрела на меня, не в силах скрыть изумления:
— Что же заставило вас столь круто изменить свое мнение?
— Сначала — ваше искреннее и неподдельное чувство собственного достоинства, — честно признался я. — Потом меня начали беспокоить и некоторые другие обстоятельства.