Иван Созонтович Лукаш
Убийца Столыпина
Сын миллионера – Сноб-анархист – Революционное тщеславие и месть за еврейские погромы – Неразоблаченные тайны охранного отделения
Крупные губы, полуоткрытый большой рот, безвольно-вдавленный подбородок и маленькие глаза, упорно глядящие сквозь стекла пенсне без ободков, – невыразительное и незначительное лицо молодого человека с впалой грудью, который мог бы быть и страховым агентом, и маленьким чиновником…
Это и есть портрет убийцы Столыпина, Дмитрия Богрова, приложенный к только что вышедшей в Берлине, по новой орфографии, в издательстве «Стрела» книжке его брата В. Богрова «Дмитрий Богров и убийство Столыпина, разоблачение «действительных и мнимых тайн».
Ничего демонического, ничего зловещего в лице убийцы нет, и весь тот налет таинственности, который остался в памяти о Дмитрий Богрове, захваченном в театре с дымящимся револьвером в руке, – совершенно выветривается при взгляде на его портрет.
В. Богров обещает в книжке разоблачение тех «действительных и мнимых тайн», о которых убийца Столыпина писал из крепости в предсмертном письме родителям 10 сентября 1911 года, накануне казни:
«Я знаю, что вас глубоко поразила неожиданность всего происшедшего, знаю, что вы должны были растеряться под внезапностью обнаружения действительных и мнимых тайн. Последняя моя мечта была бы, чтобы у вас, милые, осталось обо мне мнение, как о человеке, может быть, и несчастном, но честном».
Брат убийцы и занят только тем, чтобы доказать, что Дмитрий Богров был «честным», то есть если он и был агентом охранки, то «по идейным соображениям», а на самом деле «его образ жизни» был «отличным от образа жизни рядового человека», причем он, как анархист-коммунист, якобы «разлагающим образом действовал на существующее».
Такой цитатой из анархического манифеста Рамуса В. Богров прикрывает Дмитрия Богрова, изображая его неким «анархистом-разлагателем», как будто такое обозначение более привлекательно, чем простое определение Дмитрия Богрова убийцей.
«Отряд жандармов ворвался в ночь после покушения на Столыпина в дом отца, – рассказывает В. Богров. – На заявление родственницы Дмитрия Богрова, что родители его, находившиеся тогда за границей, будут страшно потрясены известием о случившемся, начальник отряда заявил следующее:
– Дмитрий Богров потряс всю Россию, а вы говорите о потрясении его родителей».
Эти умные и простые слова полицейского офицера вспоминаются не раз, когда читаешь книжку В. Богрова – книжку потрясенного родственника, который во что бы то ни стало и не считаясь ни с кем и ни с чем занят только подбором доказательств, что его брат, хотя и был агентом охранки, но был «честным революционером», действовавшим по малопочтенному, впрочем, принципу, как указывает сам В. Богров, – «цель оправдывает средства».
Впрочем, от таких доказательств ни убийство, ни убийца не становятся привлекательнее.
В. Богров не подметил в своем брате той самой главной его черты, на которую указывает один из сотоварищей Дмитрия Богрова, анархист П. Лятковский:
«Дмитрий Богров не хотел быть мелкой сошкой, чернорабочим от революции, а стремился лишь к совершению чего-либо грандиозного, из чувства тщеславия».
Сын киевского миллионера-домовладельца, баловень богатой еврейской семьи, «молодой помощник присяжного поверенного», Дмитрий Богров, по замечанию В. Богрова, «пользовался в родительском доме преимуществами человека, которому открыты все пути и возможности, не знающего отказа ни в одном сколько-нибудь разумном желании».
«Во время своих частых поездок за границу и в Россию, равно как и во время пребывания дома, Дмитрий Богров получал от отца определенное месячное пособие, которое составляло от 100 до 150 рублей в месяц, а после окончания университета в Петербурге – 75 рублей в месяц, тогда как Дмитрий Богров имел еще и жалованье по службе секретаря в комитете по фальсификации пищевых продуктов при министерстве торговли и промышленности – 50 рублей в месяц, а также зарабатывал кое-что и по судебным делам».
Прибавим к этому, что еще 100–150 рублей в месяц Дмитрий Богров получал с 1907 года как агент охранного отделения. К тому же отец платил ему также за управление домом в Киеве, на Бибиковском бульваре (фотография этого мещански-аляповатого дома зачем-то приведена в книжке этих «семейных воспоминаний»).
Как видно, Дмитрий Богров ни в чем и ни от кого не получал отказа. Его возят по заграницам, в декабре 1910 года он «отдыхает на Ривьере», в августе 1911 года, за несколько дней до убийства, он снова «отдыхает» на даче родителей «Потоки», под Кременчугом.