Для настоящих удовольствий нужно созреть. Учиться разбираться и осваивать, но всегда двигаться дальше. И эта магия доступна не каждому. С тех пор жизнь щедро делилась со Свеном всем прекрасным, что у нее было. И никогда на его столе больше не появлялось одно и то же блюдо повторно.
В слышимом спектре обычных людей — всего семь нот, из которых рождается бесконечное множество сочетаний. А одних соусов известно более тысячи. Вот оно — истинное разнообразие. И целой жизни мало, чтобы постигнуть его.
Когда с основными блюдами было покончено, внесли сладкое.
Десерт — завершающий аккорд правильной трапезы. Два-три завершающих аккорда.
Свен позволил себе полюбоваться усыпанной ягодами воздушной белой пеной, необычной геометрической формой пирожного из восьми видов шоколада на четырех видах молока и радужным градиентом слоев в разрезе цветочного торта с засахаренными лепестками.
Вот теперь можно приступить к своим прокураторским обязанностям.
Главная Лаборатория Запретного Города располагалась в отдельном двухэтажном здании. Оно казалось небольшим. Но это было обманчивое впечатление, так как еще шесть этажей уходили под землю. Окон не было, чтобы исключить попадание солнечного света, который может негативно сказаться на образцах и проведению опытов.
Персонал на верхних этажах занимался поддержанием и ремонтом дворцовых темпоралей, первый нижний — исследованиями материй и веществ, а другие — новейшими разработками в самых различных областях.
Релдон обнаружился в особой секции, куда можно было попасть только имея Печать Прокуратора. Эта часть Лаборатории состояла из огромного зала и нескольких небольших комнат. Одна из них была забита чертежами и схемами самых различных темпоралей, вторая — редкими механизмами и оружием, а третья представляла собой хорошо оборудованное помещение для тестирования образцов в изолированных стеклянных камерах.
В одной из этих камер сидел Релдон и просматривал записи. Перед ним лежала куча перчаток, две отдельно и несколько похожих друг на друга заготовок для мечей.
— Все еще не теряешь надежды повторить? — спросил Свен, приоткрыв дверь.
Упорствую, скорей. Я третий год над ними бьюсь, но никак не могу разгадать секрет. Это раздражает.
Толстяк перетек внутрь камеры сквозь щель, куда бы едва протиснулся сам Релдон, и закрыл дверь.
— Как ты это делаешь?
— Что именно?
— Эффектно появляешься, — рассмеялся тот, глядя на Свена.
Все он знал. Уж Релдон точно в курсе того, как двигаются обученные убийцы, столько лет держав одну из них прямо под боком. Но толстяк любил красоваться и делать вид, что не понимает, о чем идет речь.
— Здесь та самая перчатка с руки сэра Артура?
— Да, — ответил Релдон и отошел немного, давая возможность подойти вплотную к темпоралям на столе.
— Великолепно.
Сложное переплетение металлов и инкрустация драгоценными магическими камнями требовало ювелирной точности. Очень тонкая и кропотливая работа. Легкое сияние линий в виде золотого льва на тыльной стороне ладоней показывало количество оставшейся энергии. Сейчас они почти погасли, так как магия заканчивалась. Это было настоящее произведение магического искусства.
Свет отражался от металлических пальцев двух перчаток, но одна была тусклой, словно втягивала в себя часть попадающих на нее лучей. Свен указал на нее и пробормотал:
— Только твои не очень-то похожи на оригинал… Можно?
— Они не кусаются.
— «Зато ты можешь», — подумал Свен и осторожно взял подлинную перчатку для Клеймора и подергал ее пальцы.
Что-то внутри щелкнуло, и толстяк перевернул ее.
— Всесвет, Релдон, что за дрянь?! — он немедленно вернул темпораль на стол и скривился. — Не мог ее почистить?
Внутри была плоть. Высохшая, но несомненно человеческая плоть.
— Я пробовал. Но снять перчатку может только тот, кто ее надел, — проговорил Релдон, оторвавшись от заметок. — Леонис мертв, так что кисть Тонгила останется там навечно. Иначе бы я уже договорился с северянами.
— Кстати о Львах Свободы. Ты все еще намерен привлечь их на нашу сторону?
— Всех северян, а не только сопротивление. Не мы захватили Вертис, а Бизон. Мы, надеюсь, в достаточной степени дали понять это, отказывая армии в поддержке. А скоро предоставим свободу вертийцам в Сентории и статус беженцев. Это должно в разы увеличить поток перебежчиков. Они образованы, среди них много умелых воинов. Главное, убедить этих упрямцев нам доверять. Для этого мне нужен герцог Тонгил. Северяне пойдут за ним.
— Он теперь просто Шатун.
— Герцог Тонгил. Мы не отнимали у него титул.
— И как ты намерен его убедить?
— Мы хотим того же, чего и вертийцы. Мира и покоя. Мира — для Юга и Севера. И вечного покоя — для Суга, его сторонников и Императора. А добиться этого можно только объединившись.
Глава 26 - Спасение
Это был не просто костюм, а два года проб и ошибок, безбашенного риска и болезненных падений. Все началось с того, что на одном из заданий Лисовину на глаза попался дневник Гайарда, который мечтал о полетах и разработал множество устройств, одно из которых его и убило во время тестирования. Разбирая чертежи, Лисовину показалось, что чокнутый механик подобрался очень близко к цели. По всем расчетам у него должно было получиться, но почему-то он разбился. Где-то закралась ошибка. И эта мысль не давала покоя несколько дней и будоражила по ночам.
Сдавшись на милость вдохновению, Лисовин приступил к доработке костюма для полетов Гайарда. Во время тестирования позорно шлепнувшись в воду плашмя и чуть не утонув, он еле успел стянуть с себя тяжелую намокшую ткань и забыл о полетах на целых два месяца. Но наблюдая как-то за белкой-летягой, снова вспомнил про них и добавил третье крыло между ногами к тем двум, что уже были между туловищем и руками.
Зима выдалась снежной, приземление с небольшой высоты в мягкую белую массу, казалось, не доставит сложностей. И Лисовин приземлился в снег. Ладно. Не приземлился, а упал. И продолжал падать, пока по невнимательности не прострочил ткань в два слоя. Это и навело его на правильную мысль. Так крылья стали двухслойными и надувались встречным потоком воздуха, создавая подъёмную силу. И это, наконец, сработало. Он разогнался и не упал камнем, а полетел вперед, обгоняя птиц и огибая верхушки деревьев, но не смог уйти от столкновения с особенно высокой елью. Над лесом он тоже больше не экспериментировал, предпочитая равнины между горными ущельями.
Не сразу Лисовин решился на планирование вниз с приличной высоты. И первый раз он не забудет никогда. Хотя в памяти вообще мало чего осталось вразумительного из-за страха и неуверенности, как в первый раз с женщиной.
Второй раз был слишком сосредоточенным, механическим. Он кружил, запоминал, а разум занимался рассчитыванием углов, траекторий и отклонений.
И только на третий пришло осознание, что это настоящее чудо — лететь птицей в специальном комбинезоне и смотреть на мир сверху, когда вокруг горит небо. Каждой клеточкой ощущая жизнь, которая может оборваться в любой момент.
С такой высоты до этого Лисовину не приходилось еще стартовать. И ни разу до этого он не обходился без шлема, но сейчас он не успел его надеть и теперь молился о том, чтобы при посадке не ткнуться головой или не въехать в какой-нибудь скрытый под снегом камень. Такое уже случалось. И спас тогда только шлем.
Уши и нос замерзли. Щек он тоже больше не чувствовал, но это было уже не важно. У него нет права на ошибку, чтобы отвлекаться на подобные пустяки по сравнению с опасностью закончить дни где-то в горном ущелье, разбившись насмерть.
Для приземления он выбрал площадку, куда недавно сошла лавина. Снега там предостаточно, как и длины ущелья для торможения. Осталось только попасть в окно в десять шагов между двумя утесами.