Вдруг громко запищала крыса.
Я вылез из машины и прошел на задний двор. Интересно, может, я именно для этого и остался здесь, чтобы наказать самого себя.
Я вошел в дом через черный ход и направился к парадной двери, зажигая по пути свет, – я имею в виду, на первом этаже. Затем я вернулся в кухню, сварил себе кофе и отнес кофейник в кабинет отца. Я сел в большое кожаное кресло. Я пил кофе и курил, и напряжение постепенно отпускало меня.
Мне всегда становилось лучше, когда я оказывался здесь, еще с тех времен, когда я под стол пешком ходил. Я чувствовал себя так, будто выбрался из мрака на солнечный свет, из урагана – в тишину и покой. Будто я потерялся и снова нашелся.
Я встал и прошел вдоль книжных шкафов, забитых трудами по психиатрии, толстенными фолиантами по патологии в области психиатрии... Крафт-Эбинг, Юнг, Фрейд, Блелье, Адольф Мейер, Кречмер, Крепелин... Все ответы здесь, на виду, стоит только открыть книгу и поискать. И никого это не приводит в ужас и не пугает. Я выбрался из своего укрытия – а я всегда должен был прятаться – и начал дышать полной грудью.
Я взял увесистую подшивку немецких периодических журналов и почитал их. Потом поставил ее на место и взял такую же подшивку на французском. Затем я прочел одну статью на испанском, а другую – на итальянском. Я не умел разговаривать на этих языках, но понимал их. Я освоил их с помощью отца точно так же, как освоил некоторые разделы высшей математики, физическую химию и еще с десяток других предметов.
Отец хотел, чтобы я стал врачом, но боялся отпускать меня в школу и поэтому делал все возможное, чтобы я получил образование дома. Зная, что творится у меня в голове, он приходил в бешенство, когда видел, что я веду себя как некультурная деревенщина, и страшно злился, когда слышал от меня просторечные выражения. Однако со временем, поняв, насколько тяжела моя болезнь, он стал поощрять подобное поведение. Именно таким я и собирался стать: мне придется жить среди деревенщины и общаться с невежами. У меня будет невысокая, но спокойная должность – вряд ли мне удастся найти что-нибудь лучше, – следовательно, я должен вести себя соответственно. Если отец и мог найти работу, которая давала бы значительно больше, чем имел он, то моим потолком была должность помощника шерифа.
Я остановился у отцовского стола и просто так, от нечего делать, решил несколько математических задачек. Потом повернулся к зеркальной двери в лабораторию и взглянул на свое отражение.
Я все еще был в шляпе – она чуть съехала на затылок, – розоватой рубашке и черном галстуке-бабочке. Форменные брюки из синей саржи были подвернуты так, чтобы закрывать верх высоких ботинок. Худощав и жилист, линия рта говорит о том, что я готов в любую минуту ответить какой-нибудь колкостью. Типичный страж покоя граждан с Запада – вот кто я такой. Возможно, на вид более дружелюбный, чем среднестатистический представитель правоохранительных органов. И вероятно, аккуратнее подстриженный. А так абсолютно типичный.
Именно такой я и есть, и я не смог бы измениться. Даже из соображений безопасности все равно не смог бы. Я так долго притворялся, что теперь в этом нет надобности.
– Лу...
Я вздрогнул от неожиданности и резко повернулся.
– Эми! – выдохнул я. – Какого черта – тебя здесь не должно быть! Где...
– Наверху, ждала тебя. Не злись, Лу. Я выскользнула, когда родители легли спать. Ты же знаешь их.
– Не исключено, что кто-то...
– Никто. Я пробралась по подъездной дорожке. Ты не рад?
Я был не рад, хотя должен был бы радоваться. С ее формами ей было далеко до Джойс, но она была лучшим, что можно найти в Сентрал-сити. Если не считать те моменты, когда она вздергивала подбородок и прищуривалась, изображая, что сердится, она была чертовски симпатичной девчонкой.
– Ну, – промямлил я, – ну, конечно же, я рад. Пошли наверх?
Я поднялся вслед за ней в мою спальню. Она скинула туфли, бросила плащ и остальную одежду на стул и упала навзничь на кровать.
– Ну и дела! – проговорила она через минуту и начала выдвигать вперед подбородок. – Какой энтузиазм!
– О, – сказал я и потряс головой, – прости, Эми. Голова забита другим.
– Г-голова забита другим! – Ее голос дрогнул. – Я тут разделась для него, отбросила в сторону приличия и одежду, а он стоит тут с этим «другим» в голове!
– Послушай, милая, я просто не ждал тебя и...
– А с чего бы тебе ждать меня? Ведь ты все время избегаешь меня и находишь какие-то предлоги, чтобы не встречаться со мной. Если бы у меня оставалась хоть капля гордости, я бы...
Она уткнулась лицом в подушку и зарыдала, предоставив мне любоваться первоклассным видом того, что, возможно, являлось второй по красоте попкой Западного Техаса. Я был абсолютно уверен в том, что она притворяется, – благодаря Джойс мне известно множество признаков, по которым можно определить настрой женщины. Однако я не решился отшлепать ее, хотя она того заслуживала. Вместо этого я быстро разделся, лег в кровать рядом с ней и повернул ее лицом к себе.
– Ладно, кончай, детка, – сказал я. – Видишь ли, я был страшно занят.
– А я этого не знала! Я вообще ничего о тебе не знаю! Ты просто не хочешь быть со мной, вот и все!
– Ты несешь полную чушь, лапочка. Почему это я не хочу быть с тобой?
– П-потому О Лу, дорогой, мне было так плохо...
– Эми, ты ведешь себя глупо, – сказал я.
Она продолжала плакать, причитая, как ей было плохо, а я продолжал прижимать ее к себе, слушая – когда находишься в обществе Эми, всегда приходится много чего слушать, – и вспоминая, с чего все началось.
Честно говоря, все началось ни с чего. Мы просто плыли вместе, как две соломинки в луже. Наши семьи росли вместе, и мы росли вместе в одном квартале. Вместе ходили в школу, а когда появлялись на вечеринках, в нас всегда видели влюбленную пару. Так что мне ничего не надо было делать. Все получилось само собой.
Подозреваю, половина города, в том числе и ее родители, знали, что мы спим вместе. Но никто ничего не говорил и не думал ничего плохого. Ведь мы в конце концов собираемся пожениться... даже несмотря на то, что мы не торопимся.
– Лу, – она пихнула меня локтем, – ты меня не слушаешь!
– Что ты, слушаю, детка.
– Тогда ответь мне.
– Не сейчас, – отказался я. – Сейчас у меня голова занята другим.
– Но... О дорогой....
Я рассчитывал на то, что за своими страданиями она забудет вопрос, на который я должен был ответить. Но не вышло. Как только она закончила ныть и причитать и я протянул ей сигарету, взяв одну и для себя, она снова посмотрела на меня.
– Ну, Лу?
– Просто не знаю, что сказать, – ответил я, причем ответил истинную правду.
– Так ты хочешь жениться на мне, а?
– Же... да, конечно, – промямлил я.
– Думаю, мы и так ждали слишком долго. Я могу пойти преподавать в школу. Мы станем значительно состоятельнее, чем большинство пар.
– Но... но это все, на что мы способны, Эми. Так мы никуда не придем!
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, я не хочу всю жизнь быть помощником шерифа. Я хочу.. гм... стать кем-то.
– Например?
– О, не знаю. Нет смысла говорить об этом.
– Наверное, врачом? Вот было бы забавно. У тебя этим голова забита?
– Я понимаю, это безумие, Эми, но...
Она засмеялась. Она мотала головой по подушке и смеялась.
– О, Лу, впервые слышу такое! Тебе двадцать девять, т-ты говоришь абсолютно безграмотно, и при этом – ой, ха-ха-ха...