Нужно найти в себе силы и делать дальше то, что нужно. Киан’дэ снял с лица маску и перекатился на живот, полностью погружаясь под воду и жадно глотая ее. Левый клык, украшенный золотой круглой серьгой, царапнул песок, отправляя гость в рот Киан’дэ. Обезвоженный и потерявший много крови, он пил и пил, пока не вынырнул, фыркая и снова, по привычке, скрываясь под маской.
От ледяной воды полегчало. Киан’дэ пошатываясь привстал на колени, но тут же упал назад. Он пробовал снова и снова, пока не понял, что все это бесполезно. Хищник отполз в сторону, на берег, усыпанный листвой, и привалился на спину к большому валуну, нагретому солнцем. Он привстал на локтях, одной когтистой рукой осторожно разоблачаясь и снимая с себя окровавленные тряпки. Но они словно прилипли к чешуйчатой коже, а точнее, к толстой корке засохшего твея, которую сейчас Киан’дэ немного размочил водой.
Хищник зарычал, отдирая ткань вместе с коркой одним рывком, так, что сочащийся твей снова хлынул из раны, и не нашел ничего лучше, как прижать к ней ладонь и в изнеможении упасть на спину.
Когда он наконец справился с одеждой и по пояс остался обнаженным, он начал промывать глубокую рану, черпая воду из ручья.
Это было самое сложное: прийти в себя. Киан’дэ никогда прежде не чувствовал то, что чувствовал сегодня. Много раз он был на волоске от смерти. Но так, чтобы практически вернуться из ее чертогов — так с ним не случалось никогда. Хищник лишь мог надеяться, что его путь пока не окончен, и просто механически делал то, что должен был делать, хотя руки уже не двигались, а ноги пока не держали.
Он весь день провозился у ручья и задремал тоже возле него, предварительно устало включив камуфляж и надеясь, что хотя бы это позволит ему не стать легкой добычей ксеноморфов или заметной целью яутжа. Кто знает, кто будет рыскать этой ночью в лесу.
Киан’дэ лихорадило. Начался жар, бред, нахлынула рвота. Усталый организм хотел умереть, но стальная воля не давала этого сделать. Он помнил свою цель и терпел, как мог.
Жар не отпускал его несколько дней, и за это время он высох и истощал, став лишь бледной тенью самого себя. Но мощный организм все равно потихоньку выкарабкивался, брал силы из ресурсов, и спустя пять или шесть дней Киан’дэ пошатываясь и падая, но все же мог встать.
Он сломал крепкую палку и пошел по лесу, опираясь на нее всем телом. Палка через полмили сломалась так, что хищник полетел на землю, но он не отчаялся и сломал себе еще одну. Нужно было что-то поесть.
Проще всего было вернуться к старому лагерю охотников и переждать там. Там осталась провизия, питьевая вода, аптечка, укрытие от непогоды. А то три дня назад Киан’дэ пережидал дождь прямо так, под открытым небом, после чего его состояние ухудшилось.
Но до лагеря еще нужно дойти.
И Киан’дэ решил рискнуть и пошел, хотя понимал, что путь будет очень неблизкий.
Яйца птиц, мелкие животные, которых удавалось поймать, съедобные растения — он ел то, что найдет, подкрепляясь, но оставаясь зверски голодным. Взрослому хищнику требовалось достаточно еды, и в рацион обязательно входило мясо, но сейчас даже эти крошки спасали жизнь Киан’дэ.
… В лагере стало проще. Он съел найденный сухпаёк, хотя его было и немного. Но калорийный провиант был рассчитан на аппетит яутжа, так что он более-менее насытился по сравнению со всеми предыдущими днями своего путешествия.
Скинув с себя броню и сняв с раны повязки, сделанные из лоскутов своей одежды, он нырнул под душ, тяжело дыша и оседая на полу. Грязь, кровь, пот уходили в сливное отверстие, очищая мысли и тело.
Хищник, хромая, вышел из душевого отсека. Уже там, пока у него была возможность осмотреть себя внимательнее, он понял, как отощал за все время. Прежде налитые мышцы и мускулы угловато торчали, бугрясь под кожей. Глаза тускло поблескивали в прорези маски. Киан’дэ тихонько добрел до огромного ложа, застеленного шкурами, и как подкошенный рухнул мокрым и обнаженным туда, заползая под теплый мех и погружаясь в спокойный сон.
С каждым днем ему становилось все лучше и лучше, и только спустя еще две недели он мог сказать, что достаточно оклемался, хотя раны его еще не зажили. На корабле-матке яутов были технологии, которые могли залечить его ранения в течение часа, но это было недоступно убийце. Лечили его только пару раз, когда патрону было необходимо сохранить его жизнь.
Киан’дэ, как только окреп, сразу проверил силки и ловушки, оставленные им, когда они с Ренатой оставались здесь. К счастью, туда попалась новая добыча.
В аптечке он нашел несколько средств, ускорявших заживление ран и обеззараживающих организм. Он считал восходы и заходы солнца, с надеждой думая о том, что однажды сможет снова взять оружие в руки и найти Ренату.
Это и было его целью. Трудность заключалась в другом: похоже, яуты открыли охоту уже на него. Было ли это отказом патрона от его услуг? Он не знал, но решил на всякий случай исчезнуть из поля зрения своих. Они думают, что он погиб. Пусть думают и дальше.
Когда пришло время, Киан’дэ занялся починкой доспехов и раздобыл оружие, а окрепнув, вернулся на место взрыва и там взял все, что могло пригодиться.
Каким бы хорошим он ни был следопытом, но найти следы группы Лок’На было очень сложно. Выдвигаясь из лагеря, Киан’дэ все же знал, что рано или поздно он найдет Ренату.
И тогда он решит, что делать дальше.
С одной стороны, оставить ее с Лок’На — умное решение. Будучи в безопасности, в статусе рабыни привилегированного охотника, вряд ли с ней что-то случится. Она будет защищена от ксеноморфов, уманов и других хищников.
С другой стороны, доверять Лок’На убийца не хотел. Он еще не знал, что в нем говорит ревность и желание обладать уманкой самому, но хотя бы взглянуть на нее… еще раз… чтобы решиться на что-то. Этот компромисс Киан’дэ позволил себе, собираясь, впрочем, как на войну.
Киан’дэ выследил группу меньше чем за три дня, остервенело рыская в поисках их следов и наконец найдя искомые возле первого и ближайшего к Касл-Рок уманского города, как он и предполагал. Хищник отыскал их, но бесшумно вошёл в лагерь только ночью, чтобы не рисковать. Яуты выставили часовых, но это было не проблема, поскольку Киан’дэ умел ловко скрываться и маскироваться даже без помощи камуфляжа, против своих он все равно не так эффективен.
Пройдя к главному шатру, где по идее должен был располагаться Лок’На, хищник тихо скользнул под полог и попал в первый отсек, где стоял низкий стол и лежали четыре циновки вокруг него.
За плотной тканевой стеной он слышал ритмичное порыкивание, сопровождаемое тихими женскими стонами, и это, а также запах феромонов, облаком накрывший пространство, привело его в бешенство.
Там ты умолял его сохранить ей жизнь и сделать своей рабыней. А рабы-уманки всегда расплачиваются своим телом.
Киан’дэ неподвижно встал в проёме, раздумывая, как ему быть. Вот и Лок’На: помимо пояса и отодвинутой набедренной повязки, на нем ничего нет. Могучее тело, словно вытесанное из глыбы, нависает над уманкой, его длинные дреды, украшенные золотыми кольцами и бусинами, бьют по лопаткам и доходят даже ниже. Он упёрся обоими руками о ложе, по разные стороны от головы Ренаты. Темп убыстрился, он опустил голову к девушке, и из-под челюстей показался длинный язык, коснувшийся ее груди.
Воин немного излился в уманку, отчего она нервно дёрнулась, сведя бедра, но руки Лок’На снова настойчиво раздвинули ей ноги, и он устроился удобнее, пододвигаясь к девушке и входя глубже, отчего она охнула и попыталась отползти вверх. Когтистая рука смяла трепещущую от толчков яута грудь, слегка царапая ее.
Клокочущая ярость накрыла Киан’дэ с головой. Хотелось выпотрошить мерзавца и умыть его в крови, но хищник понимал, что сейчас он не совладает со всеми яутжа, и заставил себя отвернуться и выйти.
Когда за полотном все завершилось громким ревом Лок’На, перемежаемым с уже громкими и болезненно звучащими стонами, Киан’дэ окончательно потерял терпение, но замер, едва воин вышел от девушки и прошёл мимо незримого убийцы наружу, удаляясь.